Книга Узы Белого Лотоса, страница 131 – Адела Кэтчер

И подумала, что сердце разорвется на части.

Она больше не может плакать. Сун Цин сидит, кутаясь в плед, который ей принес А-Бэй, и греет руки о чашку с чаем. Ей постоянно холодно, но сейчас она уже почти согрелась: то ли от чая, то ли от пожара в груди. Человек не может вынести столько чувств, почему она до сих пор не рассыпалась от них, не разбилась вдребезги?

Сложно поверить, что она на кухне в собственной квартире, которая за это время почти стерлась из памяти, но теперь кажется вновь знакомой, пусть и немного изменившейся за это время.

Цай Ян сидит напротив, глядя прямо перед собой и зажав в руке чайную ложечку. А-Чан и А-Бэй уснули час назад. Сун Цин еще немного посидела с ними, прежде чем вернуться на кухню. В ее голове не умещаются все те мысли, что роятся в ней вот уже третий день. Но слез больше нет. Глаза высохли и теперь болят, словно веки царапают их каждый раз, когда она моргает.

– Ты жил здесь все это время? – спрашивает она тихо, глядя на Цай Яна.

Тот медленно поднимает на нее глаза и кивает.

– Да. Мы не могли уехать.

Он почти не изменился. Она знает его с детства, и последний раз они виделись лично, когда она уезжала в Японию вместе с А-Чаном. Никто тогда не предполагал, сколько времени должно будет пройти, прежде чем они вновь встретятся вот так.

Цай Ян выхаживал А-Чана и заботился о нем. Растил А-Бэя. Все это время. Берег ее жизнь, которую она уже давно сама похоронила.

– Спасибо тебе, – говорит Сун Цин, сделав глоток чая. Сейчас он кажется ей таким потрясающим, что она никак не может насытиться этим вкусом.

Цай Ян слабо, словно через силу, улыбается и снова кивает. Почему он такой? Сун Цин видела в своих миражах, похожих на тени, и его лицо. Видела его таким, каким всегда помнила: вечно жизнерадостным, ярким, даже раздражающим порой своей неуемной энергией.

Сердце вдруг болезненно сжимается.

Она так скучала по нему.

– Цай Ян?

– Я рад, что ты вернулась.

Сун Цин только вздыхает и снова отпивает чай. Цай Ян к своему не притрагивается, просто держит над ним руку, словно не помнит, зачем вообще нужна ложка в его пальцах. А она думала, это она разучилась пользоваться самыми простыми вещами.

– Чай такой вкусный, – говорит Сун Цин.

Цай Ян усмехается. Как-то медленно, неуверенно, но это уже хоть какая-то реакция.

– Вот чая здесь много. Сун Чан за этим следит.

Он замолкает и вздыхает. Сун Цин замечает, как вздрагивают его пальцы.

Она переводит взгляд на часы на стене. Половина второго ночи. Вдруг, сама того не ожидая, она произносит:

– С днем рождения, Цай Ян.

Они никогда не праздновали этот день, потому что Цай Ян не хотел его праздновать. Сун Цин уважала это его решение и не спорила с ним. Но это было в прошлой жизни. И сейчас она не может молчать. Она столько времени даже не знала, какое число, какой месяц или даже год.

Цай Ян впервые за долгое время смотрит ей в глаза. Сун Цин медленно растягивает сухие, болящие от слез губы в улыбке.

– А сколько… сколько мне лет? – тихо спрашивает она.

У Цай Яна дергается кадык, когда он сглатывает и опускает взгляд. Он кладет наконец ложечку в свою чашку и убирает руку со стола.

– В августе исполнилось тридцать.

– Вот это да. А ты все такая же малявка, даже не возмужал за это время, – усмехается Сун Цин, пряча за шуткой удивление. Ей тридцать? Это много или мало? Она даже не может понять.