Книга Леди Аделина из Лесной Долины, страница 22 – Надежда Соколова

Я открыла глаза и встретила терпеливый взгляд императора.

— Я не успела понять, интересует ли он меня, — честно призналась я, чувствуя, как тепло разливается по щекам. — Но я уже дала обет. Я уже его жена. Может... может, дать нам шанс? Возможность поближе узнать друг друга, без притворства и без этих проклятых условностей, что душили Аделину?

Император смотрел на меня долго и внимательно, словно читая в моей душе. Наконец, он мягко кивнул, и в его глазах я увидела не только одобрение, но и тень облегчения. Ему, наверное, тоже не хотелось бы начинать наши отношения с приказа о расторжении брака его единственной родственницы.

— Как скажешь, милая, — произнес он, и в его голосе впервые прозвучала теплая, почти отеческая нотка. Хотя мысленно называть его «дядей» у меня все еще не получалось — слишком огромна была пропасть между нами. — Отдохни сегодня здесь, в своих покоях. Освойся, приди в себя. А завтра утром я сам отвезу тебя обратно... к твоему мужу.

Он поднялся, и я поняла, что аудиенция окончена. Я осталась сидеть, сжимая в пальцах холодную фарфоровую чашку, с целой бурей новых чувств и мыслей внутри. Страх сменился странным, щемящим предвкушением. Завтра все начнется по-настоящему. Но на этот раз — с новых позиций.

Император вышел, оставив меня наедине с гулкой тишиной и грандиозностью его гостиной. Почти сразу же, словно из воздуха, материализовалась служанка в платье куда более изысканном, чем у горничных в доме Адарских. Молча, с глубокими, отточенными поклонами, она проводила меня по бесконечным, украшенным гобеленами коридорам и наконец распахнула высокую дверь, впуская меня в мои новые апартаменты.

Мой взгляд скользнул по комнате, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Это был не просто будуар. Это был зал. Потолки уходили ввысь, поддерживаемые колоннами с лепниной, а стены были обиты шелком цвета рассвета. Огромное резное ложе с балдахином из струящегося серебристого газа казалось островком в море пространства. У противоположной стены пылал камин, а перед ним стояли диваны и кресла, утопающие в подушках. Окна от пола до потока выходили в частный сад, и вечерний свет заливал комнату золотым сиянием. Роскошь здесь была иного порядка — не демонстративной, как у Адарских, а врожденной, исторической, дышащей спокойной уверенностью в своей власти. Она подавляла своим масштабом.

Служанка бесшумно удалилась, и я осталась одна. Опустившись на край огромной кровати, я ощутила, как с меня словно сняли тяжелые доспехи, под которыми я шла весь этот безумный день. Тело гудело от усталости, а в голове одна мысль сменяла другую: «Я — племянница императора. У меня есть власть отказаться от Витора. Что, если я сделаю ошибку? Что, если это все же сон?»

Я провела остаток дня, не выходя из комнаты, будто в коконе. Я бродила от камина к окну, касалась пальцами холодного мрамора каминной полки, гладила шелковую обивку мебели — все это помогало убедиться в реальности происходящего. Мысли кружились по одному и тому же кругу: образ надменного Витора, потрясение в его глазах, когда его отшвырнуло прочь, серьезное лицо императора и его рассказ о сестре. Я чувствовала себя пешкой, которую внезапно переставили на другую часть доски и объявили ферзем. Головокружение от этой метаморфозы смешивалось с давящей тяжестью ответственности.