Книга Призрачная империя, страница 59 – Рина Харос

– То есть, если бы была возможность, вы стерли бы память домочадцам, перебрались в монастырь и стали проживать рядом с младшим сыном?

Я не ответила, только кивнула.

Отец Дмитрий выпустил мое плечо из хватки, пригладил обеими руками белоснежную рясу и последовал в столовую. Растерянная, я шествовала за ним, не понимая, что делать и что сказать, чтобы не потопить себя еще глубже в пучину пороков: нельзя любить детей по-разному, каждый рожден от плоти твоей и нуждается в том, чтобы на протяжении сей жизни быть рядом.

Наконец-то вдали, в аркообразном проеме, замелькали люди с грубо вытесанными деревянными подносами, где стояли стаканы и пара тарелок. Просторная столовая с множеством столов и окон, которые выходили на четыре стороны; стены выкрашены в сероватый цвет, который, к удивлению, не нагонял тоску. Пол местами облез – от постоянного шарканья стульями краска коричневого оттенка сходила полосами. Деревянная мебель была выполнена просто, но на совесть.

Люди сновали туда-сюда, напоминая рой мошкары, что слетается на прогнившие яблоки. Среди толпы смогла отыскать Гришу, который сидел в углу столовой и махал рукой, зазывая. Я взяла поднос и встала за старушкой, едва доходившей мне до ключиц. Она шаркала тапочками и улыбалась каждому, кто встречался с ней взглядом, протягивая из дырявого кармана леденцы, которые смогла донести. Перед ней стоял мальчик лет пятнадцати, помогающий женщине: спрашивал, что положить на поднос и сколько ложек сахара добавить в чай.

Отец Дмитрий встал рядом, но от меня не скрылось, с каким уважением на него смотрят. Прислужники, что постарше, молчаливо кивали головами в знак приветствия и целовали руки, бормоча молитвы. Священник терпеливо ждал, когда каждый закончит своего рода некий ритуал и отойдет трапезничать. В полной тишине мы взяли еду и сели за стол, где уже ждал Гриша.

Я откусила серого хлеба, поддела ложкой свеклу с чесноком и добавила в постную лапшу на курином бульоне. Гриша кидал на меня мимолетные взгляды и пытался отвести внимание тем, что буквально вжался в стол и медленно жевал теплую еду, приятно согревающую после морозной прогулки. Отец Дмитрий взял только чай и булочку с маком, политую сверху растопленным сливочным маслом. Мы ели в тишине, пока сын не задал вопрос, от которого я чуть не выронила ложку с лапшой.

– Отец Дмитрий, я выполнил то, что вы наказывали. Хотел бы спросить, даже попросить, если уместно подобное говорить: могу ли провести Новый год дома, с семьей?

Священник положил откусанную булочку и усмехнулся, стряхнув крошки с рясы.

– А ты уверен, что это так необходимо? Мог бы попросить мать, чтобы она осталась здесь на несколько дней.

– Нет, – отрезал Гриша, чем вызвал у меня волну разрастающегося страха: мальчик, который никому не перечил и не смел повышать голос, сказал одно простое слово тоном, не терпящим возражений. Он смотрел в глаза не мигая и, положив руки на стол, сжал их в кулаки, будто обороняясь. На отца Дмитрия подобный жест не оказал должного влияния, но уголки губ дрогнули в подобии улыбки, когда он посмотрел за плечо Гриши и кивнул. Обернувшись, я не заметила ничего, на что можно было бы обратить внимание, – лишь темная тень скользнула по стене, растворяясь под натиском морозных солнечных лучей: должно быть, кто-то прошел мимо.