Книга Без ума от истребителя, страница 19 – Али Хейзелвуд

Бессмертие, конечно, может означать глубокие размышления, философское созерцание и неустанный поиск знаний, но для меня всё всегда было наоборот. Мне было так просто погрузиться в повседневность. В однообразие. Бездумно смотреть в окно. Кроссворд, прогулка под дождём, хорошо написанная книга. Цветы в цвету.

Может быть, аббатиса была права, и я чересчур романтизирую мелочи — хотя, если память мне не изменяет, выразилась она примерно так: «Жизнь, Сестра Этельтрита, это не красочная сказка про рыцарей. Перестань витать в облаках и заниматься ерундой, иди-ка, дитя, вычисти отхожее место». Тем не менее, я приучила себя жить моментом и быть довольной жизнью, даже в одиночестве. Я научилась ценить маленькие радости, например, делать чью-то жизнь лучше, предлагая помощь или улыбку, вести лёгкую беседу, смеяться над глупыми шутками.

Временами я ощущаю одиночество. Порой мне хочется чего-то большего — что бы под этим ни подразумевалось.

Не всё в моей жизни безупречно. Но я способна найти в ней собственный смысл.

— Да, — подтверждаю я. — Это не было моим решением, но мне нравиться.

— Я испытываю аналогичные чувства, — говорит Лазло, немного подумав.

Я встрепенулась.

— Ты что-то вспомнил?

— Нет. Но твои слова о том, как становишься кем-то против своей воли и при этом стараешься извлечь из этого лучшее… В них есть смысл. Они отзываются где-то глубоко внутри.

— Понятно.

Мы заканчиваем трапезу в тишине — то есть, он быстро закидывает еду в рот, а я тереблю изношенные края салфетки со стола, которую нашла в ящике. Потом он встаёт и идёт к раковине мыть посуду, будто по привычке, будто так и должно быть после ужина. Я невольно начинаю гадать, кто же его этому научил.

Возможно, он женат. Может, пока я крутилась возле падающих гильотин во время Великого террора7, чтобы получить хорошую дозу крови из тех, которые и так умрут (не люблю, когда еда пропадает), Лазло женился на коллеге на берегу моря. Может, его супруга сейчас вся извелась из-за него, ворочаясь на их супружеской кровати, потому что он до сих пор не вернулся и…

Мой поток мыслей обрывается, и меня накрывает паника.

— Всё хорошо? — спрашивает он, всё ещё протирая использованные нами тарелки, словно услышал, как в моей голове произошёл взрыв.

— Да, — говорю я. Но на самом деле нет. Потому что я только что вспомнила кое-что действительно важное.

В этой квартире ни одной кровати.

Глава 7

Вампиры не спят.

Это часть нашего проклятия — нет ни сна, ни покоя, ни передышки от наших злодеяний. Мы приговорены навечно смотреть на пустые стены и анализировать свои поступки, чтобы искупить наше бытие. Для самонаказания нет предела.

Но моё крайне категоричное мнение таково: я ни в чём не провинилась, по крайней мере, с того момента, как перешла на строго сволото-тарианское питание. Поэтому я учтиво покинула этот междусобойчик самобичевания и посвятила это время решению судоку.

Хотя в моей квартире есть спальня (в основном заваленная одеждой, книгами и всяким барахлом, которое я собирала годами, постоянно начиная и бросая разные хобби), кровати там нет.

Что, как я сейчас осознаю, всего на чуточку менее подозрительно, чем поставить гроб посреди комнаты.

— Ты лошадь, — заявляет Лазло, оглядывая комнату за моей спиной, скрестив руки на груди.

— Как ты помнишь, что лошади спят стоя, но забыл, что такое глютен?