Книга Без ума от истребителя, страница 16 – Али Хейзелвуд

Вот же блин. Проклятье. Я беру себя в руки и выпрямляюсь.

— Очень грубо предполагать, — говорю я свысока, — что раз я изучаю насекомых, мне должны нравиться все виды…

— У меня много шрамов, — перебивает он, сменив тему. — По всему телу.

— … Ладно.

— Некоторые из них довольно крупные, — он показывает на толстый, бугристый рубец, пересекающий живот. — Интересно, как я его заработал. Рана, должно быть, была очень глубокой.

Если память мне не изменяет, этот оставила ему я, в Бате, в 1800-е годы. Я отлично проводила время, выбирая себе ленты для шляпки, когда он на коне ворвался в город и вынудил меня переехать во Францию, где Наполеон всё ещё строил свои военные планы.

Я прочищаю горло.

— Дезинсекция — рискованное дело.

— Видимо, — говорит он, подразумевая «Ага, как же».

— Болит?

— Нет. Но раз уж ты спросила, у меня что-то ноет под левым ребром. Можешь проверить?

«Безусловно, мать его, нет», — собираюсь ответить я. Но как и все «нет», которые нужно было произнести сегодня, оно застревает в горле, и я сама не замечаю, как провожу пальцами вверх по его боку.

На мгновение мы оба замираем, и не только я перестаю дышать. В комнате воцаряется неестественная, густая тишина. Лазло смотрит на меня сверху вниз с тем пытливым, слегка осуждающим взглядом, который будто скребёт мне под ложечкой, и я пытаюсь выдержать его взгляд, чтобы не выглядеть чересчур испуганно и виновато, но тут что-то витает. Что-то, что передаётся от меня к нему, что исходит от него ко мне. Напряжение, жар, миг замешательства и нахлынувших эмоций, который притупляет мои ощущения, и…

«Ты просто отвыкла от прикосновений», — твержу я себе.

Да. Всё дело в этом. С последнего раза, должно быть, прошло уже несколько лет. Я выбираю себе в пищу исключительно плохих людей, поэтому ограничиваю любой физический контакт, но Лазло… не пища. Он — человек. Бессмертный, как и я. На удивление постоянный в этом стремительном и мимолётном мире.

Это просто озадачивает, вот и всё.

— Почему у тебя такие ледяные руки? — спрашивает он отрывисто и хрипло.

— Плохое кровообращение, — мямлю я, быстро наклоняясь, чтобы найти рану, о которой он говорил. — Нехватка витаминов. Вечерами на улице становиться прохладно.

— Ты перечислила мне три разных оправдания.

— Я дала три причины, и все обоснованы, так что отстань… Чёрт. У тебя там осколок стекла застрял между двумя нижними рёбрами. Кажется кожа заросла вокруг него.

— Сможешь его вытащить?

— Придётся сделать небольшой надрез. Снова пойдёт кровь.

— Ничего страшного.

Это совсем не «ничего». Но я выполняю его просьбу, достаю один из тридцати выкидных ножей, спрятанных в квартире, и делаю небольшой разрез на зажившем месте.

Я уже не вчерашняя новообращённая. Моя жажда крови была утолена много веков назад, и я могу себя контролировать, даже когда ранена или сильно голодна. Аромат Лазло не сводит меня с ума — я выше этого.

Но, Боже, он так сладок.

Так было всегда. Каждая наша стычка, каждый клинок, вонзённый в его плоть, каждая головокружительная погоня — влечение к его крови не исчезало, оно звало меня. Я ранила и убила кучу истребителей до него, и все они вызывали во мне неприязнь, но Лазло… Не понимаю, почему именно его кровь настолько непреодолимо, так маняще вкусна, но теперь, когда осколок вытащен, мне, возможно, следует отойти подальше.