Книга Такие лжецы, как мы, страница 148 – Джей Ти Джессинжер

Я помню, как Арло вскользь сказал, что Каллум был принят во что-то. Наверное, он имел в виду именно это.

— Что за организация у Киллиана?

— Это тринадцать влиятельных людей. Связанных людей. Главы семейств, вроде моего, чья деятельность распространяется на весь мир, или такие личности, как Киллиан, которые знают всех и вся и могут добиться чего угодно. Мы работаем в обход закона, делая то, что часто не под силу правоохранительным органам.

Я вспоминаю, как Киллиан говорил, что его работа — спасать мир, и удивляюсь его высокомерию.

— Итак... Боже, я даже не знаю, что спросить дальше. У этой организации есть название?

— Тринадцать.

Я на мгновение задумываюсь над этим.

— А что, если добавить еще членов? Станет ли это «Четырнадцать» или «Пятнадцать»? Менять названия можно бесконечно.

Он усмехается.

— Именно так Рейна и сказала.

— Кто такая Рейна?

— Та, с кем тебе обязательно нужно познакомиться.

— Нет, сделай лучше.

— Хорошо. Она глава итальянского преступного синдиката.

Я хмурюсь, потом сажусь, поворачиваюсь и смотрю на Каллума сверху вниз.

— Преступный синдикат? То есть мафия? Я думала, Киллиан спасает мир. А разве мафия — это не плохие парни?

Каллум смотрит на меня нежными глазами и мягко сжимает мою челюсть в своей большой грубой руке.

— Вопросы добра и зла никогда не бывают простыми. Ничто не бывает чисто черным, как и ничто не бывает чисто белым. Важно намерение, даже если по пути прольется кровь.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад. Слышал когда-нибудь эту поговорку?

— Конечно. Но это чушь. Дорога в ад на самом деле вымощена молитвами трусов, которые считают, что достаточно раз в неделю посидеть в церковной лавке. Если Бог существует, ему плевать на молитвы. Он хочет видеть, готовы ли вы принять участие в игре, а не просто поприветствовать его несколькими красивыми гимнами в воскресенье, а потом пойти домой и спрятаться, пока зло бушует на улицах.

Я смотрю на него какое-то время, пока не могу больше смотреть на его красивое лицо, потому что оно вызывает у меня желание поцеловать его. Тогда я снова ложусь лицом к раздвижным дверям и вздыхаю.

Каллум сжимает мое плечо. Он целует мою шею. Скользит ладонью по руке и снова переплетает свои пальцы с моими, и тогда замечаю его новые татуировки.

Ниже первой костяшки на каждом пальце его правой руки черной краской выведена буква моего имени.

Я закрываю глаза и шепчу: — Ты вытатуировал мое имя на своей руке?

— Я хотел сделать «Я люблю свою жену», но у меня не хватило пальцев.

— О Боже, Каллум.

— Подожди, пока ты не увидишь, что у меня на груди.

— Пожалуйста, не говори мне, что это изображение моего лица.

После паузы он говорит: — Хорошо. Я не скажу тебе.

Я зарываюсь лицом в подушку и стону.

— Это безумие. Ты сумасшедший.

— Иногда любовь не имеет смысла. Но это и не нужно. Когда ты находишь кого-то, кто заставляет твою душу петь, все, что имеет значение, — это присоединиться к песне.

О, мое сердце. Мое бедное, нежное сердце не создано для таких вещей.

— Ты мог бы просто зайти в мой магазин, как обычный человек, и пригласить меня на свидание, знаешь ли. Тебе не нужно было придумывать такую сложную схему, чтобы заманить меня в ловушку.

Прижимая меня ближе, он шепчет: — Если бы я это сделал, ты бы снова отвергла меня. Ты бы посмотрела на мой костюм, часы, машину и сказала, чтобы я проваливал, потому что у тебя есть что-то против богатства.