Книга Растворяюсь в тебе, страница 116 – Джей Ти Джессинжер

— Приятно слышать.

— Как у тебя дела? Как работа?

— Я получила новую работу после нашего последнего разговора.

— О, молодец! Тебе нравится?

— Это... сложно.

Она снова смеется.

— И это хорошо, иначе тебе было бы скучно. Твоему большому мозгу нужен вызов. Ты все еще с этим, как его? Чадом?

— Чет, мам. И нет, мы расстались.

— Мне очень жаль это слышать, милая.

— Это к лучшему. Он оказался лживым мерзавцем.

Мама прищелкивает языком.

— Таких мужчин, как твой отец, не так уж много, это точно. — Она тяжело вздыхает. — Самой большой ошибкой в моей жизни было уйти от него. Ты говорила с ним в последнее время?

— Да. В его день рождения. У него было все хорошо.

— Отлично. — Она делает паузу, а затем небрежно говорит: — Он все еще женат на этой Зои?

Я улыбаюсь.

— Это Хлоя. Но ты это знала. И да, они все еще женаты. Я передам ему привет в следующий раз, когда мы будем разговаривать.

— Не надо говорить за меня, милая. Я не просила тебя передавать привет этому мужчине.

Она пытается говорить сердито, но я слишком хорошо ее знаю. Мама не только хочет, чтобы я передала ему привет, но, и чтобы я сразу же позвонила ей. Она хочет обсудить его ответ, тон его голоса и любую другую деталь, которую я смогу вспомнить.

Как мать и дочь.

— Хорошо, мам. Я не буду.

— Я имею в виду... — Она прочищает горло. — Ты можешь сказать ему, что поговорила со мной. Это было бы прекрасно.

— Хорошо.

Мы сидим в неловком молчании, пока мама не спрашивает: — У тебя есть какие-нибудь планы на День благодарения?

Я всегда провожу этот день с папой и Хлоей, поскольку мама всегда была в Вегасе с Бобом, а я никогда не хотела приближаться к этому пьянице-безумцу, но, возможно, в этом году все будет иначе. Если Боб будет держаться подальше, возможно, мы с ней сможем встретиться.

— Пока нет. А у тебя?

— Нет. Мы с Мистером Бонсом, наверное, просто посмотрим парад Мейси¹⁵.

— Или ты можешь приехать в Лос-Анджелес, если хочешь. Или я могу поехать к тебе. Было бы здорово увидеться. Я скучаю по тебе.

Ее тихий вздох звучит громче, чем ей хотелось бы, и она поспешно придумывает оправдание, что Мистер Бонс поцарапал ей руку, чтобы скрыть это.

— Ну, подумай об этом. Не обязательно решать сейчас.

— Обязательно. Может быть... может быть, мы могли бы поговорить на следующей неделе? Если ты захочешь, я имею в виду.

От надежды, прозвучавшей в ее голосе прежде, чем она успела ее скрыть, у меня защемило сердце.

Проклятье. Я не буду плакать. Я не буду плакать. Не плачь!

Я мягко говорю: — С удовольствием, мам. Может, я позвоню тебе в это же время?

— Звучит неплохо. Тогда поговорим. Пока, милая.

— Пока, мам.

Я отключаюсь, затем падаю обратно на диван и смотрю в потолок, из уголков глаз текут слезы.

Надежда — это такая ужасная вещь. Опасная, ужасная вещь. Она сводит людей с ума.

Много лет назад я перестала надеяться, что мама изменится, что она станет той матерью, которая мне всегда была нужна, потому что было слишком больно продолжать держаться. Но после одного телефонного звонка та старая надежда, которую я считала убитой, снова ожила, как оживает зеленая травинка после того, как ее вытоптали ногами.

Пока еще рано говорить об этом, но, если Боб уйдет навсегда, а трезвость сохранится, я смогу встретиться с женщиной, которая пропала более двадцати лет назад.