Книга Растворяюсь в тебе, страница 28 – Джей Ти Джессинжер

— Это мой пытливый взгляд.

— В каком смысле?

— То есть я хочу задать тебе много вопросов, потому что ты очень интересный, но я знаю, что это на одну ночь, поэтому не хочу, чтобы это было странно.

Улыбаясь, я вытягиваюсь на матрасе рядом с ней и опираюсь на локоть.

— Думаю, мы пропустили странный момент, когда ты разрыдалась.

— О да. — Она сияет. — Значит, ничего, если я спрошу тебя о чем-нибудь?

Вспомнив о кладбище костей, спрятанных в моем пресловутом шкафу, я колеблюсь.

Она изучает меня.

— Это «нет».

Я мягко говорю: — Я хочу, чтобы ты покинула эту комнату только с хорошими воспоминаниями. Если мы начнем говорить обо мне...

Шэй вытягивается рядом со мной, повторяя мою позу и заглядывая мне в глаза.

— Ты боишься, что больше не будешь мне нравиться?

— О, я точно знаю, что больше не буду тебе нравиться.

— Так плохо, да?

— Так плохо.

— Ты всегда можешь солгать мне.

Не могу понять, то ли она мне не верит, то ли просто мила. Я протягиваю руку и заправляю прядь темных волос ей за ухо.

— Нет, — грустно говорю я. — Я не могу.

Мы молча смотрим друг другу в глаза. Шэй изучает мое лицо, словно ищет что-то, но я не знаю, что именно.

Голос у нее низкий и мягкий, а глаза сияют, и она говорит: — Как насчет этого? Расскажи мне историю. Придумай ее.

Я хмурюсь.

— О себе?

— Нет, о нас. Например, если бы мы встретились в другой жизни, как это обычно бывает у людей. Если бы нас познакомили общие друзья, что-то в этом роде.

Я отвечаю, не задумываясь.

— Я бы никогда не позволил таким друзьям, какие у меня есть, быть рядом с тобой.

Шэй снова изучает меня. Теперь более пристально, ее взгляд заостряется. Она повторяет свой вопрос, заданный несколько минут назад.

— Так плохо, да?

— Да. Они настолько плохи.

— Но ты не такой.

— Я такой.

— Ты не можешь быть таким. Ты замечательный.

Только с тобой.

— Ты когда-нибудь слышала поговорку «Птицы одного полета слетаются вместе»³?

— Да?

— Это правда. Моя стая состоит из хищных ночных птиц с острыми когтями и холодными сердцами. — Мой голос понижается. — И я — худший из них.

Шэй протягивает руку и проводит кончиком пальца по моей нижней губе. Ее взгляд следует за ее прикосновением. Она шепчет: — Твое сердце не холодное.

— Все, кто меня знают, скажут обратное.

Она встречает мой взгляд и говорит то, что почти уничтожает меня.

— Тогда все, кто тебя знают, ошибаются, Коул. Твое сердце не холодное. Оно теплое, и оно прекрасно. Ты просто держишь его на льду, чтобы никто не смог его растопить.

Я благодарен ей за то, что она придвинулась ближе и прижалась лицом к моей груди, потому что знаю, что не смог бы спрятаться от ее глаз, этих великолепных зеленых глаз, которые смотрят прямо в самые темные уголки моей черной души. Я заключаю ее в объятия и делаю несколько медленных, глубоких вдохов, стараясь, успокоить пульс.

— Однажды..., — подсказывает она.

— Верно. — Грубо прочистив горло, продолжаю. — Однажды хищная птица, отдыхавшая на ветке дерева, увидела прекрасного голубя на поляне далеко внизу.

— Эта поляна была в баре отеля, как я понимаю.

— Кто рассказывает эту историю, я или ты?

Я чувствую ее улыбку на своей груди, изгиб ее щеки, прижимающейся к моему сердцу.

— Ты.

— Тогда молчи.

— Из тебя получился бы хороший диктатор.

Когда я вздыхаю, Шэй шепчет: — Прости.

— На чем я остановился?

— Две птицы в баре. Я имею в виду поляне.