Книга Фрейлина, страница 16 – Тамара Шатохина

Скоро я уже была вымыта, вычесана, заплетена, одета в свежее и уложена на чистую постель. Именно уложена — меня таскали на руках, как тяжелобольную.

На прокладке оказалось не так много крови, и на вопрос во взгляде то ли прислуги, то ли ответственного надзирателя, я только и смогла ответить, пожав плечами:

— Заканчиваются?

Откуда мне знать, что там и как⁈ Первый день здесь…

Голова все еще тупо ныла, а вот живот почти успокоился, когда я поела куриных щей. Судя по вкусу супа, это были как раз они. Вместо хлеба дали крохотные пирожки с печенью и поджареным луком.

Пока я ела, сидя в постели, был вынесен горшок, грязная вода из большого таза, протерт пол, а передник поменян на свежий. Я ела, наблюдала и соображала, как нужно вести себя с прислугой.

По Чехову, подневольные люди сопротивляются жестокости, но деловую строгость ценят. Доброту же воспринимают, как слабость. Но это русские люди. Есть иной менталитет и у нас тот самый случай.

Ирме доверили наблюдение и контроль за мной, значит человек она преданный и надежный. Служба при дворе частенько носила наследственный характер, дети дворцовой челяди здесь и рождались, и вырастали, замещая потом родителей. Такая работа хорошо оплачивалась, за нее держались.

Вообще в числе дворцовой «комнатной» прислуги было много иностранцев. Верных и надежных людей зарубежные невесты привозили из своей страны и наоборот, соответственно — Ольга Николаевна потащила за собой в Штудгарт даже личного кучера. А голландки и немки могли набираться в штат и отдельным порядком — считались особенно трудолюбивыми и чистоплотными.

Тихо кашлянув, я предложила:

— Можешь быть свободна. Когда ждать тебя следующий раз?

— Я теперь служу вам, — сделала она книксен, — буду тогда у себя.

По-русски Ирма говорила свободно и чисто, но что-то все-таки чувствовалось. Так бывает, когда дома, в семье люди общаются на родном — легкий, едва заметний… даже не акцент, а говор.

Кивнув в ответ и проводив ее взглядом, я какое-то время прислушивалась к звукам за стеной, понимая уже причину плохой звукоизоляции.

«У себя».

Значит здесь, как в Зимнем. Там комнаты младших фрейлин делились тонкой дощатой перегородкой надвое, вторую половину занимал гардероб и личная горничная. А еще по штату положен был один на двоих фрейлин «мужик» для тяжелой работы: наносить дров для печки, проследить за ней, почистить, натаскать воды, притащить судки с едой из общей кухни, организовать транспорт, если вдруг случится поручение за пределами дворца, что-то там еще… На такую работу брали одиноких солдат-отставников из гвардейских полков.

По моей просьбе Ирма оставила на кровати тот самый альбом со стихами. Творчество может многое сказать о человеке, а мне нужно было понять Таю, чтобы хоть как-то соответствовать.

Каждый стих, кроме того — последнего, был красиво оформлен цветными рамочками и фигурными виньетками. Старательно, с любовью даже… тоже своего рода вид творчества. Аккуратность, терпение, организованность — вот, что мы здесь видим. И еще… Величество тоже, скорее всего, отметила незаконченность в оформлении того стиха — падение в воду случилось по свежим следам, и мое блеянье с оправданиями во внимание вряд ли приняла. Но шанс дала. Похоже, для Таисии Шонуровой у нее имелся некий кредит доверия. Но не безграничный, поэтому и здесь нужно быть осторожной.