Книга Порочные идеалы, страница 59 – Элвин Гамильтон

Мерси Хольцфалль никак не проявила своих эмоций. Когда она заговорила вновь, то не стала спорить с Лотти:

– Нужно подыскать тебе платье. Я не хочу, чтобы в газетах писали, что моя внучка работает прислугой.

– Ты не можешь помешать ей участвовать в испытаниях, – сказала Грейс Хольцфалль натянуто непринужденным тоном. – Она твоя плоть и кровь, как и я.

Мерси наконец перевела взгляд на Грейс:

– Надеюсь, твоя плоть и кровь не подведет семью так же, как моя.

– Кем она себя возомнила?!

Клеменси уже третий раз задавала один и тот же вопрос негодующим тоном. Когда шумиха утихла, они вчетвером сгрудились в саду под усыпанным звездами ночным небом. Нора чувствовала, как гости поглядывают на нее искоса.

Ей удавалось сохранять спокойное выражение лица, чего нельзя было сказать о ее кузинах.

– Видели, какая старомодная у нее прическа? – скривилась Констанс.

– Я знала, что у тети Грейс не все дома, но чтобы до такой степени… – Модести фыркнула, прикрываясь фужером.

– И вообще, Оттолина? Что это за имя такое?

Нора еще в семь лет выучила наизусть все родовое древо Хольцфаллей, готовясь однажды занять в нем место. Оттолиной звали жену Онора Хольцфалля. Это имя имело не меньший вес в истории их семьи, чем имя самой Норы.

Нора знала, чего от нее ждут: чтобы она объединилась с кузинами против общего врага. Отпустила какую-нибудь безвкусную колкость. «Видели, как она пялилась на камеры, раскрыв рот? Можно подумать, ее отец был рыбой».

В самом деле, кем был ее отец? Тетя Грейс постоянно заводила одну интрижку за другой с тех пор, как Нора узнала значение слова «интрижка». Но почему бы ей не узаконить отношения? Оттолина была бы далеко не первой из Хольцфаллей, кто родился подозрительно рано. Между свадьбой родителей Констанс и ее рождением прошло всего семь месяцев.

Норе не нравилось, как перешептываются все вокруг, упиваясь новыми сплетнями. Она не спала почти тридцать часов, и ее терпение было на исходе. В суматохе она потеряла из виду Аугуста и теперь, к собственному неудовольствию, то и дело невольно выискивала его взглядом. Разумеется, он засел где-то с другими репортерами в ожидании, когда главная сенсация этого вечера вернется оттуда, куда увел ее Тео.

– Пробралась тайком, будто у нее есть право здесь находиться! – Клеменси, не получив ожидаемого отклика, продолжила громко возмущаться. – Да кто она такая?

– Она Хольцфалль, – прервала кузину Нора. – Очевидно же. – Фарфорово-бледная кожа с румянцем, светлые, белые волосы. Из-за этих самых волос все Хольцфалли, кроме Норы, походили на беспомощную героиню из какого-нибудь кинофильма, привязанную злодеем к рельсам. Ожидающую, что ее спасут.

Как сделал Тео.

– Но ей ведь не разрешат участвовать? – Констанс была взволнована. – Она не привязала свою магию к топору, как мы. Таковы правила.

– Здесь нет никаких правил, – снова рявкнула Нора. Ее нервы были измотаны до предела. Только традиции.

– В любом случае уже слишком поздно, – сухо добавила Модести. – Хульдрекалл унес топор в лес. Мы не можем потребовать его обратно.

– Тогда ее нужно дисквалифицировать. – Клеменси чуть было не топнула ногой. – Мы все поставили на кон свою магию. Так нечестно!

– Модести, дорогая! – К ним приблизилась Юдора Бинкс, автор колонки сплетен в «Вестнике», одетая в совершенно ужасное платье канареечного цвета. Презрение на лице Модести сменилось безмятежностью кинозвезды, и она повернулась к журналистке. – Позволь отнять минуту твоего времени. – Юдора постучала зачарованной ручкой по блокноту и выпустила ее. Ручка осталась парить в воздухе, готовая записывать каждое произнесенное слово. – Каково это – столько лет трудиться и приумножать свою славу только ради того, чтобы тебя за несколько секунд затмила собственная кузина?