Книга Предзимье. Осень+зима, страница 104 – Татьяна Лаас

— Жаль, очень жаль… У него было столько идей и дальнейших разработок, — пробормотал Белкин, под локоток беря Таю и ведя её прочь из зала. Похоронный агент только и успел ей сказать, что урну с прахом доставит завтра в дом сам.

— Аристарх Иванович…

Сейчас Тая не хотела, чтобы к ней прикасались. История с феромонами была еще слишком свежа. Их могли и где-то тут изготовить. Только забрать свой локоть из неожиданно крепких, при этом раздутых ревматоидным артритом пальцев не удалось. Не отцеплять же их силой.

— Полноте, Тая… Ты же с детства дружила с моей Дашей… Мы почти свои, родные. Семен — самый недооценённый ученый. Гений, что умер в забвении и незаслуженной опале. Если бы не ты…

Тая вскинулась — слушать, как она испортила карьеру деду, она не собиралась:

— Аристарх Иванович, не стоит об этом!

Гордей вклинился между Белкиным и Таей:

— Простите…

Белкин качнул головой:

— Об этом стоит говорить. Об этом кричать надо. Если бы не ты — не было бы магмодов. В каждом из магомодифицированных людей твои гены. Ты — надежда на возвращение магии и возвышение Отчизны. И ты, и Семен незаслуженно замалчиваетесь. Я буду рад, если ты оставишь мне, как старому другу семьи, записи Семена.

Тая сглотнула: если магмоды несут ее гены, то становится понятно, почему колыбе…

Гордей сбил её с мысли:

— Простите, Аристарх Иванович, а кто дал разрешения на использовании Таисии Саввовны в качестве подопытного кролика?

— Полагаю, её родители.

Гордей осек его:

— Они погибли задолго до разработки программы магмодов. Или я что-то не знаю?

Белкин довольно рассмеялся:

— Вы многого не знаете, молодой человек. И не стоит совать свой нос куда не следует. — Он похлопал Гордея по плечу: — имперский сыск и безопасность не спят, они такого любопытства вам могут и не простить.

Тая отвернулась в сторону, решив промолчать, что Гордей сам себя за любопытство наказывать не будет.

Белкин скомкано распрощался, старательно не заметив Гордеевы слова о том, что они еще раз встретятся и поговорят.

На крыльце крематория, выходящего на развалины военного центра, Гордей не удержался и спросил:

— Тая, госпожа Подо́синова, скажи на милость, почему ты тут для всех Подоси́нова? Ты же осень, а не грибочек.

Она пожала плечами:

— Деду было все равно, а я устала всем доказывать, как надо правильно произносить мою фамилию.

— Ясно. Записи Семена Васильевича никому не отдавай, хорошо?

Тая кивнула, а потом все же добавила:

— Ты понял, почему я засыпала под колыбельную, как и магмоды?

— Потому что там было добавлено змеиное шипение?

Тая рассмеялась:

— И это тоже может быть. Только я думала, что это из-за общих генов с магмодами.

— Представляешь, какая у тебя теперь огромная семья?

Она опустила голову:

— Представляешь, своей нестабильностью они все «обязаны» мне.

Солнце ласково грело, даже тени в небольшом дворе при крематории прогрелись, и Тая шла медленно, наслаждаясь почти летним деньком. Не хотелось никуда спешить — нужно прогнать стоящий перед глазами огонь, с которым исчезал из её жизни дедушка… Гордей, воспитанно предложив опереться на его локоть, подстроился под Таин шаг.

Тая не выдержала тишины — на её языке крутилось множество вопросов, на которые мог ответить только Гордей:

— Ты сказал про змеиное шипение на записи колыбельных. Это Зимовский сказал?