Книга Предзимье. Осень+зима, страница 111 – Татьяна Лаас

— Обещаю. Тут через пустырь до твоего дома идти не больше десяти минут.

— Ключи?

Она достала их из кармана джинсов:

— Не потеряла.

— Не забудь поесть — я проверю вечером.

— Гордей… Иди уже. И… Держитесь там с Котом, хорошо?

— Будем…

Тая пошла первой — знала, что Метелица будет провожать её взглядом, пока её будет видно в бурьяне. И в чем же оказался прав Павел в этот раз? И как это отразится на расследовании и на самой Тае? И почему Гордей связывает историю с феромонами и ритуал? Снова одни вопросы. Тая терпеть не могла, когда не знала ответы.

Выполнить обещание Гордею и дойти без приключений Тая не смогла — возле дома Метелицы стоял, перегораживая всю улицу, пафосный автомобиль: серебро отделки, выразительно огромные размеры представительского класса, гербы Разумовских на дверцах и капоте, «ведерко» спецсигнала, в салоне поди кресла с массажем и прочие прелести богатства.

У калитки, ведущей к дому Метелицы, стоял «шкафчик» из родовой гвардии — фантазийный фиолетовый мундир с гербом Разумовских, фуражка, блестящие на солнце сапоги, естественно, сабля с «клюквой» на эфесе — у Таи тоже есть «святая Анна», просто ей оружие не положено. И непреклонное выражение «ты не пройдешь!» на лице шкафчика — им бы с Зимовским мериться, кто способен больше спеси передать. Тая опомнилась — у Зимовского не спесь была на лице, отнюдь не спесь. Гнев и злость. На Таю — вряд ли Зимовский злился на себя за неожиданные реакции его второй половины.

— Екатерина Сергеевна Разумовская желает с вами побеседовать! — возвестил шкафчик очевидное. Голос, что труба — всех достанет. И полная уверенность во взгляде, что Тая его послушается.

— Я с ней не желаю беседовать. Не представлены друг другу. — Тая вспомнила Зимовского и старательно подражая ему, осмотрела шкафчика с головы до ног. Кажется, ей презрению еще учиться и учиться, потому что шкафчик приглашающе указал рукой на автомобиль:

— Ваше мнение не имеет значения.

Шофер в черной форме выскочил из машины и приветливо открыл дверцу:

— Прошу!

От Таи потек ледяной холод. Что там с хладноломкостью металлов? Главное, живых не задеть. Ни с какими Разумовскими она разговаривать не будет. Она устала, она еле стоит на ногах, она хочет есть и побыть в одиночестве — она сегодня с дедом попрощалась навсегда. Имеет право побыть одной без Разумовских.

Первой настроения Таи не вынесла дверца автомобиля, точнее его ручка — она, затянувшись сизым инеем, сломалась, разлетелась вдребезги, когда Тая щелчком отправила в неё ледяную градину. Точно, не лгала паутинка: при -60° железо разлетается, как простая керамика.

— Еще вопросы и предложения, господа?

Из машины вышла, осторожно переступая лед, недовольная Разумовская — Тая видела её фотографии на приемах. Лощеная, красивая, высокая и столь же высокомерная, одетая стильно — и что Зимовский не клюнул на такую красоту? Он не клюнул, а отдуваться Тае.

Екатерина Сергеевна, лет двадцати трех или пять, Тая точно не помнила, строго, как классная дама на уроке, распорядилась, уверенная в своем праве:

— Ты оставишь князя Зимовского в покое! Иначе все узнают о твоей беременности и ваших оргиях втроем с императорским ублюдком и выродком-штафиркой из сыска…

Тая заставила себя заледенеть — ей нельзя злиться. Иначе лед выйдет из-под контроля. Но! Но! Но будет еще какая-то сидевшая в тылу барышня обзывать Гордея штафиркой! Она даже права такого не имеет — ни дня военную форму не носила, а туда же — использует военные оскорбления, и против кого?! Против Гордея.