Книга Забитая жена для генерала дракона, страница 42 – Кристина Юраш

— Он думал, что раз Моравиа, то можно дописать лишнее, — добавила я.

Герцог кивнул.

— Торговцы давно научились наживаться на имени моего сына. Но вы… Вы не поддались. Это хорошо.

В его голосе прозвучало одобрение.

Я почувствовала, что пытаюсь улыбнуться.

— Мне нравится в вас то, что вы не поддаётесь на чары моего сына. Несмотря на то, что он проявляет к вам явный интерес. Мне нравится то, что вы умеете обращаться с деньгами. Мне нравится, что вы не глупы и обязательны. Но есть то, что мне не очень нравится в вас…

И тут он достал газету.

Свежую. Только что отпечатанную.

Генерал не спешил. Расправил газету, как палач готовит свой топор для казни.

Только вместо топора был заголовок.

С моим портретом на первой странице.

Мне показалось, что мир рухнул.

Разбился на осколки, как фарфоровая ваза.

И звон от её падения всё ещё стоял в моих ушах.

«Альгейда Вестфален. Разыскивается за покушение на жизнь ребёнка. Подозревается в детоубийстве. Вознаграждение — 5000 лорноров».

Я не закричала.

Я не могла.

В горле встал ком — не из слёз, а из воздуха, которого вдруг не стало. Лёгкие сжались в кулак. Всё нутро пронзил холод.

На половину страницы был портрет. Не с бала. Не с приёма. Нет. Это было… моё лицо в день, когда я впервые надела обручальное кольцо. Тот самый портрет, что висел в спальне, в золотой раме, с надписью: «Любовь моей жизни».

А теперь красуется на первой полосе под надписью: «Детоубийца».

Я пошатнулась. Рука потянулась к зеркалу — не к нему, не к герцогу… а к себе. Будто проверяя: осталась ли я? Или в этом зеркале теперь отражается чудовище?

— Так как мне к вам обращаться? Мисс Рейнольдс? Или мадам Вестфален? — спросил генерал.

Я промолчала. Мне нечего было сказать.

— У меня есть привычка, — сказал герцог тихо, — брать газету в типографии заранее. Чтобы знать, что натворил мой сын… и к чему готовить супругу. Поэтому газету мне привозят раньше, чем она оказывается в гостиных.

Я почти не слышала его голоса из-за собственных мыслей.

Что теперь?

Бежать? Куда? В каждом окне — мой портрет. В каждом разговоре — моё имя.

Скрыться? Но как скроешься, когда тебя уже похоронили в глазах всех?

Я больше не Дита.

Я больше не Альгейда.

Я — та, которую ищут. Та, которую боятся. Та, которую не слушают.

И даже если я докажу правду — никто не захочет в неё поверить. Потому что правда не так интересна, как чудовище на первой полосе.

Я молчала.

Не потому что не знала, что сказать.

А потому что в горле стоял ком — не из слёз, а из всех невысказанных слов, которые я заглатывала последние ночи.

Серые глаза генерала смотрели не на меня — они взвешивали мою вину, как золото на чаше весов.

— Я жду ваших объяснений, — произнёс он.

«Объяснений?» — едва не рассмеялась я.

Что объяснять? Что невиновность — не доказательство? Что честность — не защита?

Я сжала гвоздь в кулаке так, что остриё впилось в ладонь, и боль на миг заглушила стыд.

— Мне нечего сказать, кроме того, что я этого не делала, — прошептала я, сжимая гвоздь в руке так, что он впивался в мою кожу. — Вам знакомо чувство ярости и бессилия? Когда ты понимаешь, что… тебя обвиняют, а ты… кроме как сказать: «Я не виновата!» — ничего не можешь. У тебя нет доказательств. Нет подозреваемых. А тыкать на всех пальцем и пытаться переложить вину — это… это… неправильно. Может пострадать невинный человек.