Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 41 – Наталья Шнейдер

Я широко улыбнулась.

— Ах, вот вы о чем! Понимаю, действительно сложно чувствовать себя недостаточно… красноречивым. Однако искусство изящной беседы — это всего лишь навык. Как ездить верхом или колоть дрова. При желании и усердии этому может научиться каждый. Если хотите, могу посоветовать вам хорошего наставника. Да что далеко ходить — вон, Варвара Николаевна весьма преуспела в изящной словесности.

Варенька просияла.

— Конечно, я с готовностью помогу! Учиться никогда не поздно.

Нелидов откинулся на спинку стула, чересчур тщательно поправляя манжет. Глаза Стрельцова на миг сузились, он замер на вдохе, выдохнув чуть громче обычного.

Я продолжала улыбаться, глядя на купца с вежливым участием. Пауза затягивалась.

— Благодарю за заботу, Глафира Андреевна, — прокашлялся наконец Кошкин. — Однако цифры в счетах куда красноречивей красивых слов. Так что я уж по-своему, по старинке.

— Слушаю вас.

— Так вот, о счетах, Глафира Андреевна. Земель у вас много, и дом большой, все это заботы да содержания требует.

Голос его звучал елейно, однако взгляд был расчетливым и жестким.

— Дело это сложное, хозяйство вести, и, не в обиду вам будь сказано, ни родители ваши, ни тетушка, покойница, не смогли с этой ношей справиться.

Он выдержал паузу, явно ожидая вопроса. Я молчала. Было очевидно, к чему он клонит, и подыгрывать я не собиралась. Кошкин извлек из-под кафтана перевязанную лентой бумажную трубку.

— Вот, извольте посмотреть, сколько товаров на содержание дома ваша тетушка в долг у меня приобрела, да так и не успела расплатиться. Еще займы ассигнациями. У вас, господ, как и у нас, купцов, все средства в дело вложены. Только мы товар продали да деньги свои вернули с прибытком, а земля-то никогда не знаешь, прибыль или убыток принесет.

Он нарочито медленно развязал ленту, положил бумаги на стол, несколько раз прогладил ладонями.

— Я, конечно, со всем пониманием. Не ради себя Агриппина Тимофеевна старалась, ради будущего вашего. И товарами, и деньгами ссужал в ущерб себе. И со сроками не торопил. Думал, уж коли свои люди, сочтемся как-нибудь.

Я все так же молча взяла бумаги. Попыталась вчитаться, но приторный голос Кошкина, казалось, лился в уши словно настоящий сироп.

— Я купец, Глафира Андреевна, и купеческое мое слово крепкое. Но и от других я жду, чтобы обещания свои держали. И раз уж вы вчера прямо мне заявили, что уговор наш соблюдать не намерены, то и мне теперь приходится не по-родственному поступать. По-купечески. Долг платежом красен.

Кошкин вздохнул так, что бумага затрепетала. Обвел взглядом присутствующих, словно призывая их в свидетели.

— Пятнадцать тысяч отрубов сумма, конечно, знатная. И требовать ее от вас целиком и сразу — я же не зверь какой. Но и, по справедливости если, долги нужно платить.

Он позволил последним словам повиснуть в воздухе. Молчание затягивалось. Мне было плевать.

Пятнадцать тысяч. Это в дополнение к тем двадцати, что набрались при родителях? Если да, то это катастрофа. Если нет — то я в лучшем положении, чем думала до сих пор. Нет, нельзя на это надеяться. Будем считать, что…

Я — банкрот?

Нет уж, сдаться я всегда успею.

Я посмотрела на бумаги. А потом — вопреки всякой логике — на Стрельцова.

Кошкин расплылся в улыбке. Он уже чувствовал себя победителем.