Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 66 – Наталья Шнейдер

— Как и против мужа, — хмыкнула я. — Он до сих пор в городе или придет требовать, чтобы жену под его волю вернули?

Отдать я ее не отдам, но нужно знать, к чему быть готовой.

— Да он только радоваться будет. Зазноба у него. Он потому меня и бил, чтобы быстрей подохла. Может, так оно и лучше было бы, да только у Катьки кроме меня никого нет.

Я заставила себя разжать челюсти.

— Кирилл Аркадьевич, что говорит устав благочиния по этому поводу?

— Что муж вправе учить жену любыми методами, — виновато ответил исправник.

— Хорошо. А что он скажет, если я собственноручно пришибу обоих мерзавцев — старого и молодого?

— Что это злоупотребление властью и самосуд. Как исправник…

Женщина охнула и снова бухнулась на колени. Стрельцов будто не заметил этого.

— … я буду вынужден начать разбирательство. Что решит суд — не знаю. Может, вынесет порицание, а может, припомнит вашу болезнь и велит отдать имение под опеку, чтобы избежать ваших злоупотреблений.

— Понятно. Убивать беззащитных — право мужа. Восстановить справедливость — злоупотребление властью. А если я просто велю выдать мужику тысячу плетей…

— Без доказательств злого умысла, скорее всего, суд будет трактовать это как несчастный случай. Однако я бы посоветовал вам не брать грех на душу. Кровосмешение — уголовное преступление, и это мои заботы.

— Помилосердуйте, барин! — взвыла Матрена. — Катька же сиротой останется!

Стрельцов вздохнул.

— Я не имел в виду тебя. Глафира Андреевна, решение за вами.

— Работницы мне действительно нужны, и ребенок не объест, — сказала я. — Но если у этой женщины есть другие варианты действий, расскажите ей. Я бы не хотела, чтобы у меня оставались только потому, что некуда деться.

— Если ты не хочешь оставаться у барышни, можешь попросить убежище в монастыре, — сказал Стрельцов. — Отец Василий похлопочет за тебя. Обязанности там те же, к которым ты привыкла: работа по дому и в огороде. И дочку воспитают в строгости и послушании.

Матрена задумалась — очевидно было, что мысль о монастыре ей раньше в голову не приходила. Я молчала, не собираясь ее торопить. Работницы мне нужны, но речь шла не о моей жизни и о будущем не моего ребенка.

— Степанида говорит, вы добрая и справедливая, — сказала она наконец. — Дозвольте у вас поработать. А там как Господь это дело управит.

Войдя в девичью вместе со мной, Матрена поклонилась, Стеша кивнула ей, как старой знакомой, а Акулька с любопытством глянула на новую работницу, вернула поклон и снова уселась за стол. Она где-то раздобыла бумагу и чернила и старательно покрывала листы каракулями. Ничего, чуть побольше практики, и начнет писать нормально.

— С вашего позволения, барышня, я запишу, сколько чего потратила и чего купила, пока не забыла, — сказала Акулька, не отрываясь от бумаги. — А вы потом это в расходную книгу внесете. Батюшка говорил, господа всегда так делают, чтобы не забыть. Это мужик каждую потраченную змейку помнит, а у господ и забот много, и расходов еще больше.

— Батюшка твой дело говорил, и ты молодец, что стараешься как лучше сделать, — кивнула я. — Как закончишь, отдай Марье Алексеевне вместе с теми деньгами, что остались, и скажи ей: барышня просила за всем этим приглядеть, пока у нее самой руки дойдут.

Не говорить же ей вслух, что барышня попросила проверить твою честность. Впрочем, Акулька, кажется, поняла намек и заскрипела пером по бумаге еще усерднее.