Книга Хозяйка старой пасеки 3, страница 99 – Наталья Шнейдер

Когда мы вошли в Воробьево, Марья Алексеевна придержала меня за локоть.

— Погоди-ка, — кивнула она вперед, вдоль длинной деревенской улицы.

Вдалеке, где улица расширялась, серела толпа из мужицких кафтанов и армяков. По краям ее пестрели женские сарафаны. Лошадь Нелидова, привязанная к плетню, нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Я приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть управляющего, но увидела лишь его шляпу среди мягких крестьянских шапок. И слов разобрать отсюда не получалось, только голос, время от времени заглушаемый гулом толпы.

Рядом так же тянулась на цыпочки Варенька. Похоже, с ее ростом ей было видно чуть лучше, но все же она спросила:

— Подойдем ближе? Глаша, он ведь от твоего имени говорит?

— Ни в коем случае, — твердо ответила Марья Алексеевна, кладя руку на плечо Вареньки и заставляя ее опуститься с цыпочек. — Ты что, на поле брани к полководцу во время боя подбегаешь спросить, как у него дела? Он сейчас — воюет. Словами, умом, авторитетом. А ты хочешь влететь туда, как сорока, и все испортить?

— Так я не буду вмешиваться!

— Если мы сейчас подойдем, все поймут, что за ним бабы приглядывают. Пусть сам управляется. По результату и будем судить, хороший он полководец или так, прапорщик с красивыми усами.

— Усы ему не пойдут, — фыркнула Варенька.

— Хорошо, пусть будет прапорщик без усов, — хихикнула Марья Алексеевна.

Пришлось и мне унять любопытство и продолжать наблюдать издалека.

Голос Нелидова звучал ровно, и так же ровно — как пчелы в здоровом улье — гудели мужики, изредка в низкий гул вклинивались женские голоса, но тут же затихали.

— А управляющий-то голова, — заметила генеральша. — Слышишь? Не орет, не грозится, а мужики слушают.

Варенька вытянула шею.

— О, это же тот мужик, который тебе в ноги падал? Он медведя приманил?

Я пожала плечами. Генеральша прищурилась.

— Он. Староста бывший. Ишь, голову опустил.

Гул стих. В наступившей тишине мужской голос выкрикнул что-то одобрительное. Несколько женских голосов поддакнули. Снова что-то коротко сказал Нелидов.

Толпа загудела, выпуская понурого мужика. Я наконец смогла разглядеть управляющего. В самом деле как полководец — уверенный, собранный. Варенька вздохнула, глаза ее блестели от восторга.

Мужик низко поклонился сперва Нелидову, потом миру и побрел в нашу сторону. Видимо, отрабатывать свой грех на барском дворе. Нелидов снова заговорил, спокойно и деловито.

— Пойдемте, дамы, — сказала я. — Не будем мешать.

Деревянная церковь Воробьева пахла ладаном и старым воском. Я повторила вслед за остальными священный жест, вступила в полумрак. О чем и о ком мне молиться? За упокой души той, другой Глаши? Но если права была Настина нянька — я и есть та, другая, просто забывшая прошлое. О здоровье родственников, оставшихся в прежней жизни, которых я никогда не увижу и с которыми не успела проститься? Я сморгнула навернувшиеся слезы. О… нем?

За здравие. Рабы Божьей Глафиры — даже если Настина нянька не права, в Господе все живы, и границы между мирами ему не помеха. Тех, кого я больше никогда не увижу. Тех, кто стал мне опорой в этом мире. За Настю, за Нелидова, за Герасима. За Вареньку и Марью Алексеевну.

За Стрельцова… Я неровно выдохнула, глядя, как воск оплывает горячими слезами. Пусть будет жив и здоров. И пусть Господь даст ему разум не лезть со своим уставом в мою жизнь. Пожалуй, это все, о чем я могу его попросить.