Книга Царствование Розы, страница 60 – Кейт Голден

А когда я камнем падала со спины Лазаря к его протянутой когтистой лапе, это было похоже на острия, пытающиеся прорвать мою плоть. Словно они могли удержать меня, застывшую в воздухе.

Неужели я все это время была такой же, как Кейн, и Гриффин, и наемники?

С сердцем, застрявшим в горле, я бросилась к единственному прямоугольному окну, доходившему до панельного потолка, и отдернула тонкую кружевную занавеску, обнажив стеклянные панели за ней. Это крыло было ниже моей башни, и под туманными облаками я могла разглядеть сверкающий город из звезд, огней и домов. Покатые холмы, купающиеся в лунном свете, усыпанные соснами и дубами. Мерцающая река, изгибающаяся вдалеке.

Меня внезапно охватила жажда ощутить тот холодный ночной воздух, что треплет волосы и бежит мурашками по коже. Мое сердце бешено стучало в предвкушении. Даже если этот воздух пропитан смогом и пеплом. Даже если это последнее, что я почувствую перед тем, как размазаться по булыжной мостовой.

Откуда-то донесся шорох. То ли с крыши надо мной, то ли за дверью уборной, я не могла сказать, но медлить было нельзя. Действовать нужно сейчас.

Сейчас, сейчас, сейчас…

Я пересекла уборную, схватила позолоченную урну с изображением дикой лошади, вставшей на дыбы, наполненную изящными полотенцами для рук. Затем я включила воду и позволила звуку бегущей воды заглушить то, на что я могла только надеяться, что смогу совершить задуманное.

Ощутив тяжесть урны в руках, я высыпала полотенца на пол, взмахнула ею и со всей силы обрушила на оконное стекло.

Лишь глухой удар. Как будто стекло было вовсе не стеклом, а сталью.

Зачарованное стекло.

Бока стали мокрыми от пота, я бросила взгляд на дверь уборной.

Замерла, не дыша.

Молилась всем Камням на свете, что шум льющейся в раковину воды заглушит этот звук…

И когда никто не ворвался, я била золотой чашей по стеклу снова и снова, каждый удар урны был все яростнее, менее осторожным. Моя ярость изливалась через этот позолоченный предмет, через его сокрушительные удары. Все, что у меня осталось — каждая капля надежды — я вложила в эти удары по окну.

Не обращая внимания, как кусок золотой гривы лошади откололся от резного изделия. Не обращая внимания, как ладони горели, а руки, слабые и уставшие, начали дрожать.

Я должна была стать свободной.

Я должна была.

Истекая потом и скрежеща зубами, я била снова и снова, пока не нанесла обеими руками последний удар, сопровождаемый вспышкой ослепительного белого лайт, что исторгся из моих ладоней…

Стекло посыпалось вниз.

Как и прекрасный ночной пейзаж передо мной.

То, что было пышной, усеянной деревьями сельской местностью за пределами Соляриса, окрашенной в серебро полной, белой луной высоко в небе, теперь было… бесплодным. Никакой сельской местности. Ни русла реки. Ни неровных, зеленых холмов, поднимающихся и опускающихся. За стеной города не было… ничего. Мили и мили, насколько хватало глаз, пустоты. Лишь несколько одиноких строений — возможно, аванпосты лайта или трущобы — но ничего больше.

Лазарь, должно быть, приказал Октавии зачаровать все окна во дворце. Все это — фальшь.

Но это не имело для меня никакого значения.

Я решу, куда идти дальше, как только выберусь из этого дворца.

Я готова была скитаться по безжизненной пустоши и принять голодную смерть, лишь бы не оставаться в этих стенах, ожидая, пока Лазарь не объявит меня своей перед залом бесстыдных зрителей.