Книга Светоч Йотунхейма, страница 207 – Елизавета Дворецкая

Он сделал шаг к воротам, но Рагнхильд окликнула его:

– Ульв-Харек, постой!

Он обернулся.

– Я исполню твое желание. Задаром. Хаки вовсе тебе не брат. Он – подменыш. Наполовину йотун. Йотуны украли твоего настоящего брата и вырастили как своего, но он похож на тебя так, что вас нетрудно спутать. Клянусь Фрейрей, я знаю, что говорю, и это правда.

Ульв-Харек помолчал.

– Кто еще об этом знает?

– Сам Хаки знает. Ваши родители – нет.

– Спасибо, йомфру. Чтобы это услышать, стоило всю зимнюю ночь провести в дороге. А теперь иди в хлев и не показывайся.

Рагнхильд, дрожа от возбуждения, от непривычной радости и робкой надежды, подняла ведро и направилась назад в теплый хлев. На пороге обернулась. Ульв-Харек открыл ворота, запертые изнутри на засов, и во двор темной чередой потекли вооруженные люди. Однажды Рагнхильд уже видела подобное, но теперь это зрелище вместо страха несло ей надежду. Она не пыталась угадать, куда теперь повернет ее судьба, но Ульв-Харек был куда разумнее и человечнее своего поддельного брата, она доверяла ему.

В хлеву три служанки тоже занимались дойкой, и Рагнхильд велела им не выходить. Они и сами услышали, что снаружи происходит нечто необычное и пугающее. Слышался шум от движения множества людей, приглушенные чужие голоса. Настырная старуха Бегга, было сунувшись к двери, отшатнулась обратно и чуть не села на козу.

– Альвы! – заблажила она. – Темные альвы! Они всегда приходят к людям на Йоль! Прямо из зимнего тумана! Слыхала я о таких случах. Да только в доме, куда они приходят пировать, ни одного человек в живых не остается!

– Сидите тихо, и вас не заметят! – повторила Рагнхильд.

Испуганные служанки забились по углам и загородились козами – тем все было нипочем. Рагнхильд не могла себя заставить уйти далеко и стояла у двери, прислушиваясь и с тревогой ожидя жестокого сражения в тесном дворе. Но Ульв-Харек не желал, чтобы в ходе битвы его родительский дом превратился в развалины, и постарался ее предотвратить. Слышался топот множества ног, голоса, какой-то стук. Потом крики. Еще бешеный стук, будто много рук колотят в закрытую дверь. Потом Рагнхильд уловила запах смолистого дыма.

Тревога все росла. Рагнхильд все же решилась выглянуть – и на пороге столкнулась с Ульв-Хареком.

– Идем, ймфру! Ты нужна, покажешь, где твое добро.

Они вышли во двор, и Рагнхильд поняла, откуда дым. Новый дом для хирдманов был со всех сторон обложен дровами, валежником, соломой, всяким горючим мусором. Из этих завалов уже тянулся густой дым, между сучьями ползли первые языки огня. Топливо было холодным, отчасти влажным, горело неохотно, дым валил такой плотный, что его можно было прясть, как шерсть. Дверь была завалена по самую кровлю, и из-за этого завала доносился бешеный стук и крики: люди Хаки поняли, какая участь их ждет.

– Не гляди туда, йомфру! – Ульв-Харек осторожно взял ее за руку и потянул за собой. – Этот сброд нельзя оставлять в живых. Хаки я не трону, но зубы ему нужно вырвать. С одной рукой и без дружины он не будет опасен.

«До тех пор, пока Гутхорм не подрастет достаточно, чтобы уверенно его прикончить», – подумала Рагнхильд. Она понимала, что Ульв-Харек не станет убивать того, кого всю жизнь считал родным братом, тем более что семье и родным Хаки вреда не причинил, но от своей мести за отца отказываться не собиралась.