Книга Сошествие в Аид, страница 192 – Хейзел Райли

— Осторожнее с провокациями, — цедит. И всё же я вижу, как он подавляет смешок.

Я обвиваю его шею и прижимаю живот к его животу.

— Да?

Он поддаётся, прижимая ещё сильнее.

— Ты адская заноза, знаешь? Благодари, что мне нравишься, иначе давно бы сбросил в море.

Он касается моих губ быстрым поцелуем и распахивает балконную дверь. Я пытаюсь спрыгнуть, но он лишь крепче сжимает меня и шагает по балкону со мной на руках. Спускается по лестнице к тропинке, ведущей на приватный пляж. Небо уже трогают первые проблески рассвета, ночь сдаёт смену новому дню. Воздух свеж, но не такой холодный, как я ожидала, пахнет солью. Тишину нарушает только шёпот волн, катающихся по берегу.

Хайдес ставит меня на песок лишь у воды — море лежит перед нами сапфировой гладью. Мы садимся рядом, почти впритык; его ладони скользят по моим ногам, изучая каждый сантиметр, никак не желая останавливаться. Да и если бы захотели — я бы первая попросила не прекращать.

— Так почему тебе так нравится рассвет? — спрашиваю.

Он смотрит краешком глаза, приподнимает бровь:

— В смысле?

— Хочешь сказать, за этой одержимостью нет истории? Правда? Кто вообще встаёт так рано просто ради него?

— Тот, кто знает, что каждый рассвет — другой, и не хочет упустить ни одного.

Его ладонь сползает на внутреннюю сторону моего бедра и замирает там, подушечками пальцев вдавливаясь в кожу. Другой рукой он обнимает меня за плечи и притягивает ближе — так нежно, так тепло, что сердце готово сдаться.

Я кладу затылок ему на плечо, устраиваюсь поудобнее и пытаюсь не отрывать взгляда от неба. Мы ведь за этим здесь.

— Полагаю, историю ты мне всё равно не расскажешь.

Он молчит. Шум воды убаюкивает, веки тяжелеют на секунду. Тепло его тела прячет лёгкий бриз. И, несмотря на солёный запах моря, я различаю в нём аромат Хайдеса — свежий, чистый.

— Я родился на рассвете, — бормочет он так тихо, что мне приходится ловить звук. — На рассвете семнадцатого ноября я появился на свет. Много лет я думал, что рассвет — мой враг, потому что никто не хотел, чтобы я родился. Думал, что я — проклятие. А потом начал смотреть иначе. Рассвет — напоминание, что я справился. Несмотря на попытки избавиться от меня до рождения и на то, что меня оставили через несколько часов, рассвет снова и снова говорит: я жив. Он напоминает: пусть меня никогда не ждали — я жив, Хейвен.

Он избегает моего взгляда, но я всё равно улыбаюсь ему. Пальцами касаюсь его щеки — той, где пролегает шрам.

— Как ты его получил?

Он напрягается, и я боюсь, что испортила момент неправильным вопросом. Он склоняет голову, и чёрные пряди закрывают лицо.

— Мои родители.

— Биологические или…

— Кронос и Рея, — уточняет.

Я замираю. Подступающая тошнота накатывает так сильно, что хочется согнуться и вывернуть всё, что во мне есть.

— Как?

Рука, застывшая на моём бедре, снова двигается. Рисует на коже воображаемые узоры и изредка исчезает под его худи — дразнит безо всякого второго дна.

— Кронос и Рея не усыновляют, чтобы «совершить добро», — рассказывает он дрожащим голосом. — Они не ходят в детдом и не тычут наугад в ребёнка. Им нужны самые многообещающие. Дети, которые как-то доказывают особый ум и стойкость к ударам жизни. Мы с братьями как раз из таких.

— И как это происходит? Как они понимают, кого «надо» взять?