Книга Сошествие в Аид, страница 232 – Хейзел Райли

— Эй, Джастин Бибер! — орёт знакомый голос Хайдеса. Даже не смотрю в ту сторону. — Когда уже вернёшься на сцену? Мы ждём тебя, поп-звезда.

Аполлон закатывает глаза, и я следом. Ему обязательно влезть хоть как-то.

— Не знаю, справишься ли, — подначиваю, — но я бы послушала Drops of Jupiter. Знаешь её? Это одна из моих любимых на все времена.

Вместе с Heaven Is a Place on Earth. Воспоминание о том, как мы танцевали под неё с Хайдесом на Зимнем балу у него дома, сводит лицо в трудно-удерживаемую гримасу.

Аполлон показывает ряд белоснежных зубов. Появляются две ямочки:

— Ещё как справлюсь. Ты только слушай.

— Конечно.

Мы киваем друг другу. Я наблюдаю, как он возвращается в центр лужайки — зрителей стало ещё больше. Подбирает гитару, устраивает её на коленях и снова настраивает, бросив напоследок взгляд в мою сторону.

Как бы он ни был прекрасен, мои глаза уносятся влево — к остальным Лайвли. Я каменею. Они сидят на траве с привычным видом селебрити, в своей пузырящейся ауре пространства, куда никто не решается войти. Смотрят импровизированный концерт брата с каменными лицами.

Глаза Хайдеса моментально находят меня. Не знаю, как он так быстро считывает, где я, — но мы глядим друг на друга долго. Так долго, что я почти верю: ему надоело меня гнобить и держать на расстоянии.

На улице холодно, а на нём чёрная рубашка с глубоким расстёгнутым вырезом — обзор его груди отличный. В левом ухе висит крест-серьга, такой раньше на нём не видела. Щёки розовеют, а по векам — две чёткие чёрные линии подводки, острые, как лезвия.

Есть что-то в том, как его взгляд медленно проходит по мне, — от чего у меня подкашиваются ноги. При всей отстранённости он смотрит так же, как в ночь на Хэллоуин и на Зимнем балу у него дома. Как смотрел, когда я лежала обнажённая в его постели, прямо перед ним.

Не знаю, откуда у меня смелость, но я наклоняю голову, без слов прося его подойти. Жду, что он откажет и оборвёт момент, — но он шепчет что-то Гермесу и поднимается. Гермес складывает ладони рупором и орёт Аполлону, затем выхватывает у Афины яблоко и откусывает.

Хайдес отворачивается от братьев, огибает ствол дерева и прислоняется к нему спиной, скрестив руки. Я подхожу за несколько шагов, до конца не веря, что он принял приглашение.

— Привет.

Хайдес смотрит поверх меня:

— Что бы ты ни хотела сказать — покороче.

— Что бы я ни хотела сказать — скажу в том темпе, в каком захочу.

Его глаза метко врезаются в мои. Он не умеет скрывать ту вспышку раздражения, намешанного с удовольствием — именно так он смотрит, когда я отвечаю дерзко и намеренно его злю.

— Уверена? Рискуешь пропустить шоу Аполлона. Ты вроде очень заинтересовалась.

Я прищуриваюсь:

— Да. Люблю гитаристов.

— Вот как. Тогда тебе сегодня повезло.

— Ага. Он сыграет то, что я попросила.

— Прекрасно. Всё равно где-нибудь да промажет; играет он не лучше, чем Гермес умеет делить столбиком. — Он отлипает от коры. — А теперь я пошёл.

Я прижимаю ладонь к его обнажённой груди и толкаю обратно, снова прижимая к стволу. И не отхожу. Большим пальцем едва-едва веду по коже — крошечная попытка погладить, которая нужна скорее мне, чтобы не сорваться.

И чем дольше я на него смотрю, тем сложнее держаться.

— Я злюсь на тебя, но мне до чёрта не хватает тебя, — признаюсь.