Книга Сошествие в Аид, страница 244 – Хейзел Райли

Дышать нечем. Грудь ходит часто-часто — стыдно, потому что с его роста вид отлично.

— Удивилась? — возвращает вопрос с вызовом.

— Ещё как, — признаю. — Я не знаю, на что ты способен.

Чувствую, как он наклоняется, тёплое дыхание врезается в ямочку у ключицы:

— И лучше, чтобы ты так и не узнала. А пока — не опускай блок. Даже если соперник чертовски обаятелен или льстит.

— Это ты у нас льстец или обаятельный?

Он размыкает хват и я оборачиваюсь. На лице — улыбка, но голову он склоняет к полу:

— А если я и то, и другое?

— Вау, — откликается Гермес с пончиком, присыпанным сахарной пудрой, зависшим в воздухе. Даже не хочу знать, откуда он его достал. — Напряжение зашкаливает. Зал пропитан запахом гормонов.

Аполлон заливается бордовым и спешит к скамье, где лежит его сумка. Достаёт бутылку и отворачивается, делая длинные глотки. Его стеснение никогда не перестанет меня умилять.

Гермес наблюдает, довольный, что вывел брата из равновесия:

— Было бы эпично, если на этот раз девушку у Хайдеса увёл бы ты. Как он Минту.

— Герм, — одёргиваю.

Он жует с открытым ртом, давая мне полюбоваться, как зубы перемалывают сахарную корочку:

— Слишком бестактно?

— Да, — отрезаю.

Он кивает сам себе и пару секунд жуёт молча — но я уже знаю, что продолжение будет. Точно: запихивает остаток пончика в рот, стряхивает с ладоней сахарную пудру.

— Тогда было бы эпично, если бы я увёл девушку сразу у обоих. Маленький Рай, как тебе идея? Я тебе нравлюсь?

Аполлон уже допил всю воду, которая ему вовсе не была нужна. Скрестив руки, смотрит на брата с мрачным терпением. Я, несмотря ни на что, хихикаю:

— Гермес, ты правда секси.

Он несколько раз быстро дёргает бровями, облизывает нижнюю губу.

— Все знаем пословицу: когда два брата грызутся — третий кайфует. И в данном случае слово «кайфует»…

— Объясни, почему ты вечно сексуально фрустрирован? — перебиваю его, искренне любопытно услышать ответ.

Вдруг настроение у него меняется. Лицо делается как у невинного ребёнка — контраст к тому сальным намёкам, что звучали пять секунд назад:

— Вообще-то я очень романтичный парень.

Я едва не смеюсь.

— Ты?

— Как-то на День святого Валентина я заказал у Аполлона тортик в форме сердца для одной девушки. Он был прекрасен, одна из твоих лучших работ.

Аполлон выглядит не в восторге:

— Да уж, спасибо.

— Милый поступок, — осторожно замечаю, но держу оборону.

Гермес пожимает плечами:

— Ага. Сверху я положил записку: «И это не единственный орган, который я хотел бы получить от тебя этой ночью».

Я застываю с открытым ртом. Ищу поддержки у Аполлона — тот чешет затылок с видом человека, который, увы, подтверждает эту историю.

Кажется, я уже неплохо знаю Гермеса. И вообще Лайвли. Может, Афродита и Афина для меня всё ещё остаются в тени — но это логично: Афина ненавидит меня с первой встречи, а её истерики приходилось тушить Афродите, вот та и держалась в стороне.

Когда Хайдес заявил, что я должна поехать на этот дурацкий бой в Грецию, а потом вернуться и делать вид, будто мы не знакомы, — больно было по двум причинам. Первая — это всё, что я к нему чувствую; от этого я не могу и не хочу бежать. Вторая — я привязалась к Гермесу и Аполлону. Полюбила «Маленький Рай» и всю неуместность Гермеса, как и то, как Аполлон выговаривает каждое слово, придавая ему вес, и как его глаза никак не задерживаются на моих.