Книга Сошествие в Аид, страница 251 – Хейзел Райли

В моей голове Хейвен всё ещё моя. В моей голове Хейвен улыбается мне, ласкает шрам и говорит, что любит. В моей голове я не трус, и я ей это говорю.

Но, когда я открываю глаза, на меня смотрит другое лицо. По инерции я проворчу, раздражённый. Подношу стакан с виски ко рту и делаю щедрый глоток. — Чего тебе надо, Минта? — спрашиваю я.

Она опирается о барную стойку и внимательно меня рассматривает. Даже не пытается скрыть, что я ей нравлюсь. На ней рабочая одежда: флюоресцентный зелёный топ и джинсовые шорты. Волосы длиннее, чем в последний раз — взъерошены и ниспадают по груди, открывая отличный вид на её грудь, сжатую в крошечном куске ткани.

— Ты выглядишь грустным, — говорит она. — Всё в порядке?

Невозможно, чтобы она знала что-то про меня и Хейвен, но, видимо, ей непонятно, почему я сижу тут пьяный и один, как неудачник. — Да, многое не в порядке. Одна из причин — ты, что ко мне пристаешь. Убирайся.

Минта не обижается. Я пытался мягко от неё отказаться, но она упорная — почти навязчивая. Вежливость на неё не действует. Грубость через некоторое время ставит её на место. До следующего раза.

— Я могу попытаться поднять тебе настроение, как насчёт этого? — шепчет она, распускаясь, подходит ближе. Кладёт руку мне на бедро и начинает подниматься к паху штанов. — Я могу сделать тебя счастливым.

Я выдыхаю, собирая все остатки терпения, чтобы не орать на неё. — Минта, лучше я трахну рулон туалетной бумаги. Возвращайся работать и не позорься.

Она отдергивает руку, обиженно, но в её взгляде всё ещё горит решимость. — Но я…

— Минта, — врывается другой голос. — Возвращайся на сцену.

Харон встал рядом со мной в своём обычном элегантном костюме, в солнцезащитных очках, которые он носит хоть ночью, хоть днём, и с гарнитурой в ухе. Перед его двухметровой фигурой и властным тоном Минта не смеет спорить.

Как Харон переправлял души в царство мёртвых, так этот распоряжается теми, кто попадает в мой игровой зал с подсобкой — The Underworld. Пародия была слишком хороша, чтобы мои родители-Титаны не воспользоваться ею, и мне всё равно, какие сценические имена они дают работникам.

Харон — человек под сорок, шире, чем двухстворчатый шкаф, с бритой головой и способностью напугать даже Иисуса Христа.

— Сегодня вечером участвуешь в играх? — спрашивает он, хлопнув меня по плечу. Обычно, когда он заходил сюда, заведение уже битком, и никому не разрешалось входить.

— Не знаю, — говорю я, рассеянно. Скоро должны приехать Хейвен и Аполлон. Часть меня хочет поехать за ней в аэропорт под каким-нибудь предлогом, лишь бы увидеть как можно скорее. Другая часть говорит держать её в стороне и делать вид, что она для меня не существует. Потому что в притворной ненависти я потерпел полный провал.

Харон поворачивается к бармену. — Эй, Цербер, как дела сегодня ночью?

Цербер, бармен The Underworld, — афроамериканец немного моложе, невысокого роста и с мешком слов в кармане. Идеальный человек за стойкой: он мог бы поговорить даже с комнатным цветком.

Он бросает на Харона взгляд, в котором уже читается желание подразнить. У них с Хароном странные отношения с первого же знакомства: они делают вид, что терпеть друг друга не могут, а на деле обожают. — Чего ты там суёшь свой нос, Морковка? — отвечает Цербер.