Книга Моя по праву зверя, страница 50 – Алисия Небесная

— В этой стае порядок. Правила. И все подчиняются. Даже ты. Особенно ты, — его голос сух, дыхание горячо у виска. — Ты не просто вышла за границу. Ты поставила под удар стаю. И меня.

Я отвожу взгляд — он сразу возвращает его своей хваткой.

— У нас неповиновение не прощают, — тихо, но так, что внутри всё сжимается. — Никогда.

Он резко отпускает, встаёт. Его фигура в проёме перекрывает свет, и от этого становится только темнее.

— Запомни, Белла. Последний раз я списал твою глупость на то, что ты моя пара. В следующий — не стану.

Пауза. Его взгляд обжигает.

— За неповиновение у нас одно наказание. Изгнание. Без права вернуться. Без стаи. Закон одинаков для всех.

— Но ты спасла детей, — он делает шаг ближе, и каждое слово падает, как приговор. — И ты моя пара.

Он не смягчается. Не даёт надежды. Просто выносит решение.

— Поэтому останешься. Здесь. Но запомни: с этого дня ты не выйдешь без моего слова. Ни шага. Ни взгляда за порог. Никакой воли. Пока я не решу, что ты умеешь слушаться.

Открываю рот, пытаясь выдохнуть хоть что-то, но его тень накрывает меня с головой.

— Ты решила, что выше приказа? — его голос низкий, тяжёлый, будто рык. — Что выше стаи? Выше меня?

Он наклоняется ближе.

— Запомни, Белла, — шипит он прямо в ухо. — В следующий раз я не спасу. И никто не спасёт. Потому что цену за твои вольности заплатят все.

Медленно выдыхаю, ощущая силу альфы и страх.

— Ты моя пара. И только это удержало тебя здесь, а не за воротами. — Он смотрит сверху вниз. Глаза свирепые, лицо каменное. — Но с этого дня ты моя не на словах, а по закону.

Я едва слышно:

— Райн…

— Тихо, — обрывает он, голос сухой, без жалости. — Сказал всё.

Разворачивается. Дверь хлопает так, что дрожат стены.

Остаюсь одна. Ломит тело, сдавливает грудь. Но страшнее всего — это пустота, которую он оставил после себя.

Сижу за столом. Бумаги, отчёты, задачи на завтра. Пытаюсь читать — буквы расползаются, слова не держатся в голове. Всё пустое. Потому что за стеной — её тихие всхлипы.

Белла старается быть незаметной. Думает, что я не услышу. Но я слышу каждое дрожащие дыхание. Каждая слеза, которую она сдерживает, кусая губы, чтобы не выдать себя вслух. И каждый звук — как нож, который снова и снова ранит меня.

Я был жёстким. Грубым. Но иначе нельзя. Не со стаей. Не с ней. Если я сейчас дам слабину — завтра кто-то другой решит, что можно ослушаться. А потом — хаос.

Перед глазами снова вспыхивает картина: она в кольце чужаков. Рычащая, загнанная, но всё же бросившаяся на одного из них. Её хватают, руки ломают, кровь струится по губам, крик разрывает воздух. Я — всего в шаге от неё. Один только шаг. Но я опоздал.

Этот шаг стоил ей трещины в ребре. Стоил мне — спокойствия.

Я сжимаю кулаки, и бумаги под моей ладонью хрустят. Внутри меня бурлит ярость, но направлена она не на неё, а на себя. Я должен был всё предусмотреть, я обязан был успеть.

Но она тоже должна понять. В стае нет «если». Нет «можно». Есть приказ альфы. Есть порядок. И я обязан этот порядок держать. Даже если для этого приходится быть жестоким с той, кого люблю.

В дверь стук. Не требовательный — осторожный. Но уважительный.

Я даже не поднимаю головы. Знаю, кто это.

— Входи, — говорю ровно. Голос звучит холодно, но внутри всё клокочет.

Брендон заходит тихо. Закрывает за собой. Ждет. Не садится. Откладываю документы в сторону. Всё равно не читал ни слова.