Книга Моя по праву зверя, страница 80 – Алисия Небесная

Моя волчица замирала от каждого прикосновения к травам, от песен, от смеха девочек. И в то же время — оживала.

Я всё больше чувствовала: я не просто готовлюсь к обряду. Я становлюсь частью стаи. И, может быть, впервые — сама этого хочу.

Когда мы вернулись с девочками из леса, уже начинало смеркаться.

В руках у нас были пучки душистой травы, корешки, и даже несколько редких цветков, которые, по словам Алекс, обязательно нужно бросить в банный веник для обряда очищения.

Устала, но внутри всё пульсировало — предвкушением, тревогой, каким-то необъяснимым трепетом. И когда мы подошли к дому, первое, что бросилось в глаза — следы.

Глубокие, уверенные, оставленные тяжёлой поступью. Мужская обувь. Альфа.

Моё сердце сделало скачок.

— Это Райн, — почти прошептала я.

— Не ищи его, — сказала Миша, заметив, как я потянулась взглядом в сторону дома. — Он не появится здесь до самой церемонии. Ты должна прийти к нему сама. В свой день.

— Но почему?.. — начала я, но Миша прервала, как будто заранее знала, что спрошу:

— Он принёс добычу.

— Это знак, — добавила Алекс, уже торжественно. — Так поступают альфы в нашей стае. Он не может быть рядом, но он показывает, что ты не останешься голодной. Ни как омега, ни как женщина, ни как будущая Луна. Это — его обещание.

Молча кивнула. Волчица внутри замерла… а потом выдохнула. Приняла.

К вечеру в доме Кайлы готовилось угощение, достойное обряда.

Мама Кайлы работала быстро и слаженно, будто сама была частью ритуала. Она выложила тушёного зайца в глиняный горшок, добавила к нему ягоды, коренья и приправы, принесённые нами.

Вторым блюдом стали запечённые овощи — тыква, лук, морковь, свёкла, политые душистым маслом. Над всем этим витал терпкий аромат леса, огня и домашнего тепла.

И, наконец, каравай. Настоящий. С заварным тестом, орнаментом из тестяных веточек, ягод и зёрен. Она вымешивала его молча, под напев, который вполголоса тянули девочки. Песня была старая, чуть грустная, и казалась молитвой — за союз, за дом, за женщину, которая теперь становится частью стаи.

— Это не просто дань традиции, — мягко говорит Кайла, склонившись ко мне. — Это уважение. К стае, к предкам… и к себе.

Слушаю внимательно. Впитываю каждое слово, будто это не просто разговор, а часть старого обряда, в который меня принимают впервые.

— Завтра с утра ты пойдёшь в баню, — вступает Амалия. Её голос ровный, как у ведуньи, которая не просто знает — чувствует. — Волчица должна быть очищена. Тело, дух, запах — всё должно быть готово.

— Затем ты испечёшь каравай. — Амалия подаёт мне тонкую скалку, будто уже заранее подготовила. — Тесто будет замешано с травами, что принесла с сегодняшнего сбора. Это — хлеб начала. Семьи. Его печёт только невеста. Только омега, готовая принять стаю и стать Луной.

Сердце подскакивает. Я никогда не пекла каравай. Но в этой традиции есть что-то, что зовёт волчицу внутри меня. Дом. Уют. Стая.

— Вечером, после омовения, наденешь это платье и пойдешь на охоту, — женщина проводит рукой по ткани, лежащей на лавке. — Волчица должна добыть мясо — показать, что может быть полезной. Сильной. Не только красивой.

В животе приятно тяжесть от ужина — тушёный заяц, запечённые овощи, мягкий каравай, тёплый мёд… Всё было просто, по-домашнему, но вкуснее, чем любой ресторан. У костра потрескивают дрова, и хочется, чтобы этот вечер длился чуть дольше.