Книга Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки, страница 79 – Дарья Мухина

Я всё ещё не знала, как именно тень вошла в дом. Но теперь, когда в коридорах снова смеются, я слышала в этом смехе не беспечность, а правильную оборону. Смех — это тоже стража. Мы утихомирили шум, сшили рваные места, укрепили узлы. Если Кирсан тут замешан — а я в этом почти уверена, — он услышит обратное. И если Эдрик не королевский шпион, а его — мы это выясним. Дом держится. Я держусь. И нас — много. Я слушаю воздух и говорю ему: «Ещё чуть-чуть. Дотерпим. Он приедет». И дом, кажется, отвечает мне привычным звоном тепла.

Я решила остаться в поместье на несколько дней. Мария и без меня справлялась со школой — после недавних событий она встала у руля так уверенно, что мне оставалось только подпирать двери распоряжениями издалека. Дети выдохнули: тишина, сад, наш фонтан, уроки с гувернантками, вечером — настольные игры, где Даниэль умудрялся «случайно» поджигать свечки взглядом, а Адриана «совершенно случайно» проливала воду туда, где только что горело. Я делала вид, что ничего не замечала. Иногда полезно дать людям — даже очень магически одаренным — просто побыть детьми.

На третий день приехкл Олексион. Примчался по гравию, не успев слезть с седла, уже стряхивал пыль и искал меня глазами. Вошёл без церемоний — старые привычки у него оставались, хотя чин начальника стражи он теперь носил как родной.

— Где она? — спросила я, как только он закрыл за собой дверь моего кабинета.

— Там же, под присмотром, — кивнул он. — Оставил двоих надёжных ребят. Ключ у Грайна, ему можно доверять. Никто туда и носа не сунет без моего ведома.

Я жестом предложила садиться. Он не сел. Топтался, собирая слова, и это на него было непохоже.

— Говори.

— Катрин… — он потер затылок и медленно выдохнул. — Она другая. Не так, как мы думали. Не про деньги и не про беготню за титулом. У неё правда… — он поискал глазами потолок, — чувства. И устала она. От всего. От глянцевой жизни вдовы, от салонов, где говорят о пустом. От четырёх стен, где ты никому не нужен, пока на рукаве траурная лента ещё свежая.

Я молчала. Слова в нём спотыкались, но в голосе был редкий для него оттенок — сочувствие.

— Я видел женщин, что притворялись, — продолжил он. — Это не тот случай. Она держится из последних сил. И ещё… — он наконец уселся на край стула. — Кайонел передавал: после нападения у вас ушла преподавательница этикета. Мадам… Марисоль?

— Ушла, — подтвердило моё внутреннее бухгалтерское. — Единственная в городе, кто держал вилку правильно и мог этому научить. Слёзы, «здоровье», «нервы» — и ушла. Я не склонна держать силой.

— Так вот. Оливия — аристократка. И не пустая. Умная, воспитанная. И если держать её под нашим присмотром, в деле, где она будет нужна… — он развёл руками. — Возьмём в школу? На этикет, светские формы, письмо. Строго. С условиями. На испытательный срок. Ей нужна опора, тебе — учитель. Всем лучше.

Я потёрла виски. Идея была настолько очевидной, что тревожно было только от того, как легко она становилась на место, как пазл.

— Ты уверен?

— Уверенность — дело для богов и королей, — буркнул он. — У меня есть люди и глаза. Если что-то пойдёт не так, я это увижу раньше тебя.

Я всмотрелась в него. В этот раз он показывал не привычную хулиганскую ухмылку, а зрелое, спокойное лицо человека, который думал не только кулаками.