Книга Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса, страница 75 – Дарья Кун

– Вы пришли с силой и угрозами. – Она посмотрела на пирог в своих руках, потом подняла глаза на него. – А мы… мы предлагаем вам это. Просто пирог. Испечённый с… с надеждой на мир.

Она протянула пирог ему. Простой, дурацкий, нелепый жест в самом эпицентре противостояния.

Вэйлор смотрел на неё с таким выражением, будто она предложила ему съесть грязь. Его холодные глаза сузились.

– Вы что, насмехаетесь надо мной? – его голос шипел, как змея. – Вы думаете, ваши дурацкие игры могут что-то изменить?

– Это не игра, – спокойно ответила Элли. – Это наш ответ. Единственный, который у нас есть. Мы не можем сражаться с вами. Но мы можем… поделиться с вами. Показать вам, что мы защищаем. Может быть… вам тоже этого не хватает.

В её словах не было вызова. Не было праведного гнева. Была лишь искренняя, глубокая, почти необъяснимая жалость. Жалость к нему, к этому закованному в броню цинизма человеку, который, возможно, забыл вкус простого, тёплого пирога.

Вэйлор замер. Вся его ярость, всё его презрение натолкнулись на это – на непробиваемую стену доброты. Он был готов к страху, к ненависти, к отчаянию. Он знал, как с ними работать. Но это… это было за гранью его понимания.

Он видел перед собой не противника. Он видел молодую женщину с пирогом. И за её спиной – старуху с посохом, чудаковатого старика в бархатном камзоле, угрюмого лесного жителя и испуганного мальчика. И вокруг – море простых лиц, смотрящих на него не со злобой, а с… решительным сожалением.

Его рука, лежавшая на рукояти скрытого под плащом оружия, дёрнулась. Весь его организм, вся его вышколенная воля кричали об одном – ударить. Разрушить этот нелепый, этот оскорбительный спектакль. Снести эту девчонку с ног, растоптать её дурацкий пирог, показать им всем настоящую цену их сентиментальности.

Но он не мог.

Потому что глубоко под слоями вышколенной праведности, под годами службы холодной, бездушной машине, в самом тёмном и забытом уголке его души, что-то шевельнулось. Что-то крошечное, давно похороненное. Воспоминание. Неясный образ. Запах… Запах тёплых яблок и корицы. Из другого времени. Из другой жизни.

Это длилось всего мгновение. Щель в его броне тут же захлопнулась. Но этого было достаточно.

Лицо его исказилось гримасой настоящей, животной ярости. Но это была ярость не на них. Это была ярость на себя. На ту слабость, которую они в нём разбудили.

– Нет! – он отшвырнул её руку с такой силой, что пирог вылетел из её рук и с глухим шлепком упал на мостовую. Тёплое, липкое яблочное пюре брызнуло на его идеально чистые сапоги. – Я не приму этого! Никаких ваших подачек! Никакой вашей жалости!

Он был вне себя. Он потерял лицо. И он знал это. Его люди смотрели на него с изумлением. Горожане – с тихим ужасом.

– Вы все… вы все больны! – закричал он, его голос сорвался на фальцет.

– Вы живёте в своём выдуманном мире, с вашими пирогами и песнями! Вы не понимаете, как устроен настоящий мир! Он жесток! И я… я покажу вам это!

Он обернулся к своим людям, его глаза горели безумием.

– Взять их! ВСЕХ! Не щадить никого!

Но его люди не двинулись с места. Они смотрели то на него, своего командора, потерявшего самообладание, то на неподвижную, молчаливую толпу. То на яблочный пирог, разбитый и растоптанный на камнях.

И в этот момент из толпы вышел маленький, тщедушный человечек – библиотекарь городской школы, мистер Кинч. Он подошёл к упавшему пирогу, достал из кармана платок и аккуратно, с почти религиозным благоговением, подобрал один из уцелевших кусочков. Он посмотрел на Вэйлора, потом на пирог в своей руке.