Онлайн книга «Кошмар на Полынной улице»
|
– Я не крестьянка, я не знала, – защищалась пани Горегляд, отводя глаза. Роды были долгими и мучительными. Пани Горегляд не отходила от дочери, крепко держала ее за руку и душила, как могла, приступы своего кашля. Повивальная бабка, которая пользовала самых богатых горожанок, сначала опасливо поглядывала на хозяйку мрачного дома, но потом словно забыла о ней – слишком трудно дитя выходило в новый мир. Паулинка, вмиг утратившая беспечность и жизнерадостность, белкой металась по всему дому, исполняя требования повитухи. Яруна первое время терпела, молча дышала и тужилась, когда приказывали, но потом начала кричать так, что звенели окна, а после и вовсе стала проваливаться в беспамятство, лишь изредка выныривая и шепча: «Как мой малыш?» В один из таких моментов ребенок наконец появился, и Яруна истощенно засмеялась, сперва обмерев от счастья. Но очень скоро она в тревоге замолчала. Новорожденная девочка с лицом, сморщенным, словно у старушки, не дышала. Ни шлепки по крошечной попке, ни встряхивания, ни продувания, ни окуривание дымом сушеного пятисила – самой мощной целебной травы, что знали люди, – не помогали. Бледное тельце тряпочкой болталось в руках повивальной бабки. И тогда Яруна завыла. Громко, истошно, безнадежно. Пани Горегляд схватилась за сердце, которого у нее, по мнению горожан, не было. Она смотрела на отложенную в сторону, наскоро обмытую внучку, так и не увидевшую этот свет. Смотрела на поседевшую в одночасье Яруну, что билась в судорогах отчаяния. Смотрела на повивальную бабку и Паулинку, суетливо и безуспешно пытающихся остановить кровотечение роженицы. Смотрела на черную, как угольки в Часах, мглу, что начала окутывать комнату. Поймав встревоженный и безнадежный взгляд повивальной бабки, пани Горегляд похолодела. Она резко встала и впервые погладила дочь по голове, прошептав живым, печальным голосом, который и сама не слышала уже многие годы: – Я сейчас, Яруночка. Принесу тебе нужное питье. – Мама, не уходи! – хрипела Яруна, цепляясь за черное платье белыми холодеющими пальцами. – Я скоро приду. Все будет хорошо, клянусь. И… прости меня, если сможешь… …Пани Горегляд не вернулась. Ни вскоре, ни позже. А когда наверху трижды ударило – гулко и металлически, – а потом что-то упало так тяжело, что дом дрогнул, Яруна все поняла. Она из последних сил заголосила, испугав бабку: – Мама! Мама, не надо, я согласна! Дом ответил ей молчанием. А потом его заполнило тихое, но требовательное кряканье новорожденного. Обомлевшая повивальная бабка взяла ожившую девочку на руки и прошептала: – Чудо… чудо явила нам Богородица. Да святится имя ее во веки веков! Заплаканная Паулинка подскочила к ней и склонилась над ребенком, улыбнувшись во все зубы. – Ой, – воскликнула она вдруг и быстро перекрестилась, – что у нее с глазками? Повитуха вгляделась в сморщенное личико, вздрогнула и, словно рыба, вытащенная из воды, несколько раз открыла и закрыла рот. Бледная Яруна, до того лежавшая в изнеможении и покрытая липким предсмертным потом, вдруг почувствовала прилив сил. На лицо ее, по ощущениям, вернулся румянец. Она приподнялась на дрожащих локтях и посмотрела на дочку. – Нет, – отчаянно просипела Яруна, – нет. Не-е-е-е-е-ет!.. …Новорожденная внучка пани Горегляд смотрела на мир из-под отекших синюшных век – внимательно и не по-детски осмысленно. В этом не было ничего ужасного – за долгую жизнь повивальная бабка не раз видала подобное. Только вот серо-голубые глазки девочки словно заливало чернилами, медленно и неотвратимо. В конце концов они полностью поменяли цвет на бездонно-черный. И теперь казалось, будто зрачков у них не было и вовсе. |