Книга Кошмар на Полынной улице, страница 97 – Дарья Буданцева, Мария Тович, Риган Хэйс, и др.

– Мы там были.

– И… эм, там не было мест? Я уверен, что фонарщика уж нашли бы где разместить. Там добрые люди!

– Мы остались недовольны.

Пимон сглотнул.

«Неужели кто-то посмел плохо обслужить фонарщика? Или, пресвятые боги, нахамить?»

– Возможно, мы пропустим вас, надо только спросить у градоправителя, – неуверенно сказал Баср и, откланявшись, чуть ли не бегом ринулся в город.

Пимон прикрыл дверцу, но запирать перед носом фонарщика не стал и чуть погодя, помявшись, спросил:

– Слыхали, что в Огнеклёне случилось? Жуть, правда?

– Да, теперь этот город точно никому не достанется.

Пимону показалось, что Жаккен сказал это чуть ли не с удовлетворением, и стражник поскорее, пусть и невпопад, задал другой вопрос:

– Не больно на этих ходулях ходить?

– Больно. Очень больно, – со странным блаженством в голосе ответил фонарщик.

Пимон сглотнул слюну и решил сменить тему:

– А чего это они красненьким горят?

– Какие души, такой и свет.

– А трещинки такие… вы, наверно, за новым стеклом к нам приехали? Пришли то есть, – Пимон готов был сквозь землю провалиться.

– Я пришел узнать, как его разбить, – фонарщик с недовольным видом покачал оранжевым фонарем.

– Вот как! А я и думаю… Просто вы ведь наверняка знали, что у нас есть свой фонарщик, вот и я подумал, что вы по делу… пришли… Но разбить наши стекла никак невозможно, – Пимон тут же пожалел, что сказал это. Сообщить фонарщику плохую новость, ну кто за язык тянул!

– Все, что создано человеком, можно разрушить, – хмыкнул Жаккен, – но даже если ты говоришь правду, у меня есть еще одно дельце. В этот город привезли кое-что мое. Я пришел за своим фонарем.

Жаккен спустился с ходулей, подошел поближе и посмотрел на Пимона в упор. Стражник не знал, куда деть взгляд, чтобы не пялиться на жутковатую дыру на месте левой глазницы. Здоровый глаз фонарщика тоже наводил ужас: почти полностью расширенный зрачок был окружен сеткой ярко-красных сосудов и кровоподтеков. Только сейчас Пимон заметил, что еще и губы Жаккену кто-то разбил.

– Неужели вас не пустили на ночлег, да еще и мор… то есть лицо изувечили? – ужаснулся Пимон. – Вы только скажите, мы этот клоповник вмиг прикроем!

– Нет, – ответил фонарщик, и из его рта вытекла капелька крови.

– Тогда чем же они вам не угодили? Я знаю хозяина, он вроде разумный человек.

Фонарщик Жаккен улыбнулся.

Пимон отшатнулся и врезался спиной в ворота, копье в руках задрожало.

Рот фонарщика оказался набит стеклом, осколки были воткнуты в десны и заменяли отсутствующие зубы. Фонари один за другим раскрывали жуткие пасти и, клацая, наступали на Пимона.

Жаккен схватил стражника за волосы и, оскалившись безумной улыбкой, весело проговорил:

– Мы остались голодными!

Город манил Йорна.

Каждый вечер он проводил у стены: смотрел на черную громаду города, которая колючим валуном торчала за Пустошью. Она казалась ему окаменелыми останками доисторического гиганта, мертвым напоминанием о жизни, к которой больше нет возврата.

Но в ту ночь Йорну почудилось, что город не так уж и мертв.

Мама с сестрой тоже ходили к стене, но не для того, чтобы посмотреть на Пустошь. Они бывали здесь только накануне Раскола: приносили к семьсот тридцать третьей ячейке свечи. Роняя тяжелый ароматный воск, Лиа выставляла их на стену рядком, одну за другой, над выскобленными в камне буквами, которые остались единственным напоминанием об отце. Йорн жмурился от сладкого хвойного духа свечей, а еще – от красных всполохов и от дыма костров, которые уже вовсю жгли на главной площади. Он думал о том, что тоже хотел бы погибнуть за стеной.