Книга Кошмар на Полынной улице, страница 95 – Дарья Буданцева, Мария Тович, Риган Хэйс, и др.

Фонарщик рассыпал железную стружку у порога и под окнами, зажег все свечи и велел фонарям встать в круг.

– Горите так ярко, как только сможете! Гонец! Передай! Беда! Бегство! Бедствие! Безбожники… безверие… нет… безвременье… безвестие… бездарность! Безжалостность! Нет! Нет! Нет!

Мысли путались, нужное слово ускользало из памяти. Жаккен выглянул в окно и оторопел: город погружался во тьму. Фонари гасли один за другим под страшные крики жителей. Стражники на стенах факелами отмахивались от чего-то невидимого, но яркие точки исчезали так быстро, что Жаккен не успевал даже их сосчитать.

Наверху раздался колокольный звон, обрывистый, странный, будто кто-то раскачивался на языке. Свет Глашатая потух.

Жаккен метнулся к столу, из секретного ящика вытащил весь запас праха и, запрокинув голову, высыпал порошок прямо в глотку, а остатки разбросал по мастерской. В этот миг он наконец смог выкрикнуть имя напавшего на них врага, но Гонец вдруг перестал передавать сообщения и развернулся к фонарщику. По стеклу пошла кривая трещина, а затем яркий свет души сменился на кроваво-красное сияние, после чего фонарь раззявил зубастую пасть. Чтец, который записывал всё, что говорил Жаккен, уронил перо и свалился со стола – душа внутри потухла. Страж дернулся, привстал, но его стекла выдержали, и фонарь лишь с мольбой замигал.

Самая страшная тварь всегда сидит внутри человека.

Тьма подступала из углов, поглощая всё на своем пути. Казалось, что даже свет не может покинуть ее голодное нутро. Жаккен отмахивался от нее ножом, крича от страха, но ни железо, ни свет, ни прах не могли испугать это.

– Нет! Прочь! Это мой город! Это мой дом! Ты не заберешь у меня ничего! – орал Жаккен. – Нет! Не получишь! И душу мою ты не получишь!

Жаккен всегда знал, где в его теле находится душа. Схватив глазодер, фонарщик вонзил три тонких лезвия под веки и вырвал плоть одним рывком. Все чувства и эмоции тут же схлынули, а боль опустошила разум – всё как тот сумасшедший и говорил! – и Жаккен, позабыв о льющейся крови, положил свою душу в заготовку фонаря и припаял заклепки крышки намертво.

– Теперь всё, никто не достанет, – просто сказал фонарщик и равнодушно принял тьму. Жаккен услышал жуткие голоса в голове, шепоты и вопли, смех и плач, а потом Дворник, до этого жавшийся к ногам хозяина, вздрогнул, щелкнул и потух.

Когда отряд охотников добрался до Огнеклёна, город провонял падалью и гарью, став похожим на огромное костровище. Почерневшие от сажи дома казались угольками. Тела людей были разбросаны повсюду: их находили на дорогах и внутри помещений, на крышах, в подвалах, в колодцах, в сточных водах и на колокольне. По обгорелым останкам охотники не поняли, были ли это массовые убийства или самоубийства. Скорее всего, и то и другое. Больше всего трупов обнаружилось в староверском храме, где горожане, видимо, искали спасения. Кто-то попытался покинуть город, но с теми разобрались пришлые из леса.

Целыми остались только священные клены, которые не боялись огня, поэтому пожар обошел их стороной. Под одним из них охотники обнаружили фонаря – он жался к дереву, которое когда-то подарило ему жизнь, и не реагировал на вопросы. Охотники сняли с ветки маленькое дрожащее существо, пообещав найти ему новый дом, и вошли в мастерскую фонарщика.