Книга Эринии и Эвмениды, страница 58 – Риган Хэйс

Давай, Мэй, вперед. Чем выше заберешься, тем больнее будет падать.

Не желая более лицезреть их милование, я блуждаю взглядом по остальным ученикам. Пули уже весь позеленел, став, наверное, самым частым гостем в часовне за всю историю Уэст-Ривера. Видимо, проповеди отца Пристли сидят у него в печенках. Рори, конечно же, нет, потому что он иудей, и Киллиана тоже не вижу. Не было его и на прошлой службе, и две недели назад. Похоже, он не шутил, говоря, что не любит Бога. Неужели не боится, что его отсутствие приметят и накажут за пропуски? Или ему не позволяет иная вера? Нужно бы спросить его при случае.

— Вспомним, что говорит нам Иов в главе пятой, стихе семнадцатом: «Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай, ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют…» ^[21]— велит нам Пристли, и мы подчиняемся.

Открываю карманную Библию на нужной странице и пытаюсь вчитаться в мелкий шрифт, как вдруг замечаю пометку, оставленную на полях. Чернила выглядят свежими, хотя основной текст писания блеклый и местами подстершийся. Отодвинувшись на скамье в сторону так, чтобы спрятаться за спиной сидящей передо мной Джорджины, я переворачиваю Библию набок и читаю рукописные строки на латыни:

«Malum necessarium — necessarium». ^[22]

Не припомню, чтобы в библиотеке мне выдали исписанный кем‑то экземпляр, страницы его всегда были чистыми… Кто мог это написать? Дэнни? Она слишком плохо знает латынь, это не в ее дикинсоновском стиле. Из всех моих знакомых с латынью дружил только Финч, но и он никак не мог проникнуть в мою комнату, чтобы так подшутить.

Я поворачиваюсь к Ханне, что сидит по левое плечо, и сую книгу ей под нос.

— Это ты сделала?

Она мельком осматривает страницы и недоумевающе отвечает:

— Ты о чем, Би?

Соседка выглядит непритворно невинной, но, по моим прикидкам, кроме нее, сделать это было некому. Я тычу пальцем в чернильные пометки на полях и говорю сквозь зубы:

— Надписи, Ханна. Зачем ты изгадила мою Библию?

Ханна так и застывает, напряженная, как струна. Прячась за спиной Джорджины, как и я, она склоняется ко мне и тихо шепчет:

— Беатрис, с тобой все в порядке? Здесь же ничего нет…

Смущаясь, я вновь обращаюсь к страницам, провожу подушечкой пальца по черным завиткам букв в надежде стереть и развеять морок. Надпись все еще здесь, четкая и вполне реальная.

Так и не придя к разумному объяснению, я холодею изнутри. Неужели я начинаю сходить с ума?

Обычно мы встречаемся с Финчем в романской галерее и либо играем в шахматы на эркерном подоконнике, либо идем на чердак, где шерстим учебник французского, а потом говорим на нем, чтобы практиковаться. Но в этот понедельник Киллиан не настроен со мной играть или обмениваться courtoisies ^[23]. Подойдя ко мне, он говорит:

— Сегодня полная репетиция «Тартюфа», не хочешь посмотреть?

Естественно, любоваться на Сэйди желания нет никакого, но и оставаться в одиночестве уже не хочется.

— Разве что на потуги Абрамсона. Он хоть текст‑то знает?

Киллиан подставляет мне локоть, аки джентльмен, и я подыгрываю ему, беря под руку. Меня не волнует, что подумают о нас другие. Когда от репутации не остается ни следа, эпатировать публику уже не страшно.

В актовом зале приглушен свет. С десяток учеников расселись по разным рядам и теперь призывно кличут, вызывая актеров на сцену. Под бесцеремонный гвалт и свист Сэйди высовывается из-за кулис и кричит: