Книга Нарисую себе счастье, страница 30 – Марианна Красовская

Еще мне нужно было попросить тиражи Буйских новостей и Лесных известий за пять последних лет. Кажется, кто-то продавал песок и глину, Казимир точно помнил, что была статья, но тогда не заинтересовался. Сейчас же нужно было найти эту заметку и потом отправить запрос по указанному адресу. Может статься, что дешевле и быстрее глину покупать на стороне, чем бесконечно укреплять берег реки, рискуя жизнью и здоровьем рабочих.

Ну и вдобавок следовало купить себе теплую одежду. Но сначала, разумеется, заехать к семье и сообщить, что я в порядке.

За день я со всеми делами не управилась. Пришлось остаться на ночь в Большеграде. Думала, чтобы сэкономить, напроситься в гости к доктору Пиляеву, чай не чужие же люди, но дверь его дома открыл незнакомый молодой человек, сообщивший, что места нету. Он тут сам гостит. Что же, нет так нет. Остановилась в гостинице.

Новая жизнь и интересные поручения нравились мне чрезвычайно. Мир словно раздвинул для меня свои границы. Я с удовольствием прогулялась по ночному городу, поглазела на газовые фонари, выпила чаю в кондитерской лавке. Одна гуляла (матушка узнает — ругаться будет), Ермол попросился к каким-то своим старым друзьям. Страшно не было, на каждом углу — шальварщики.

Любопытно было и в библиотеке. Газеты увлекали, я то и дело зачитывалась статьями вместо того, чтобы пролистывать ненужное. Сколько, оказывается, всего за последние годы произошло! Самое страшное на Севере случилось, там революционеры государев дворец взорвали! А в нашей деревне о таком ужасе и не слыхивали… А зачем подорвали? Кого хотели напугать? Чего у государя требовали? Ответа я не нашла. Нужно у Казимира спросить, он умный, знает, наверное.

Многое из газет узнать можно. Например, доктора Синегорского в Буйске весьма любили. Чуть ли не каждую неделю кто-то его в заметках благодарил. А супруга его, Милана Матвеевна, оказывается, орден государев получила за участие в строительстве зеркалографа.

Ну, хоть про зеркалограф я знала, не совсем дура деревенская. Меня отец к нему водил, показывал да рассказывал, как с помощью зеркал сигналы отправить до самой столицы можно куда быстрее, чем почтовой каретой или даже гонцом. Я, помню, смеялась, а потом с Ильяном в зеркальную почту играла — пускала солнечных зайчиков, когда ужинать пора было.

Разумеется, про глину тоже нашла и тщательно заметку переписала. А потом попросила у библиотекаря дать мне “Большеградские хроники” примерно двадцатилетней давности. Тот покряхтел и спросил:

— А чего там надобно-то? Точно ли искать надо?

— Хочу узнать, как Казимир Долохов сиротой остался, — тихо сказала я.

— Охо-хо. Это март месяц был, кажется. Помню-помню. Сейчас принесу.

Я сидела тихо как мышка. И зачем мне это? Верно, любопытство глупое. Можно ведь у Казимира напрямую спросить. Или у Ольги. Но страшно.

Заметка оказалась совсем маленькой. Нападение на экипаж. Чета Долоховых застрелена, пропали деньги и драгоценности. Сын их серьезно ранен. Трехмесячную девочку грабители не тронули, не то пожалели, не то поняли, что все равно младенец никому ничего рассказать не сможет. Потом убивцев нашли. Кучер на легкие деньги польстился. Оказывается, Долоховы ехали в Большеград, в Университет. Юный Казимир собирался получать образование. Было ему всего пятнадцать.