Книга Нарисую себе счастье, страница 32 – Марианна Красовская

Закончив с лавкою, я вышла на свежий воздух и радостно улыбнулась синему небу и яркому солнцу. Скоро ведь и дожди начнутся. Пока же каждый ясный день в радость. А Долохову — особенно. Сколько у него осталось, этих дней?

Красиво, кстати, когда голубое с желтым. Можно ли такой веселый сервиз сделать, желтую чашку и голубое блюдце? Или наоборот, желтое блюдце и голубую чашку. Кстати, а почему сервизы всегда на дюжину персон? Разве нужно столько чашек простой городской семье? А почему одну чайную пару купить нельзя? Вдруг разобьется чашка, что же, кому-то не достанется? Или человек один живет, ему что, и чай не пить? Уж “виноград” и “яблоки” точно нужно продавать отдельно!

А впрочем, не только ведь долоховская посуда в городе продается. Есть и попроще, и подешевле. Чашку можно даже в лавке старьевщика найти.

Кстати, и теплые вещи тоже. Куртку там и штаны еще. Мне пригодится. Заодно и для братца несколько рубашек приобрету, подумаешь, рукав рваный немного или пятна на груди. Он все равно порвет да испачкает. Пока не научится вещи свои беречь, не будет ему ничего нового.

Изрядно сэкономив на одежде, я все же не выдержала и заглянула еще и в кондитерскую лавку. Взяла для матушки пряников, орехов в сахаре и ужасно дорогих шоколадных конфет. Приметив золоченую картонную коробку, Ермол только головой покачал:

— Лучше б себе приличную рубаху справил. А то стыдоба, в лавку не пустили. И-эх, дурачок ты, Маруш, как есть дурачок.

— Ну и ладно, — пожала я плечами. — Зато родных своих порадую. Все женщины и дети любят сладкое. Рубашки от меня не убегут никуда, еще, может, сто штук будет их в жизни. А Ильян вырастет скоро, да и матушка все еще нездорова. Вот что, отвези меня еще в лавку готового платья, я ей платок теплый куплю, как раз немного монет осталось. А потом уж и домой.

— Верно говоришь, — кивнул Ермол. — Погоди-ка немного, сейчас я быстро.

И спрыгнул с брички. Вернулся из кондитерской лавки с двумя золочеными коробками, бережно спрятал их в ящик под сиденьем.

— Устя с Прошей тоже сладкое любят. Пусть порадуются девки. И платок надобно купить, а то я им мало подарков дарю. А ведь в них — все счастье мое.

На этот раз я дома не осталась, за Долохова было переживательно. Он уже один раз чуть не умер, пока меня рядом не было, больше не нужно, спасибо. Тем более, что Ольга сбежала. Кто-то должен присматривать за этим упрямцем! Возьму на себя этот нелегкий труд. Поэтому в Подлеску мы только заглянули, оставили гостинцы, убедились, что матушке хуже не стало уж точно, и поехали дальше. В усадьбу. Хотелось бы мне думать “домой”, но пока что это слишком нагло. Хотя комната уже собственная имеется и постель, где я провела не одну ночь.

К счастью, Хозяин был уже на ногах. Дышал тяжело, ходил, опираясь на трость. Весь осунулся и поник. Но ходил ведь!

Эх, попадись мне Ольга, я бы ее выругала! Что за гордячка — не могла быть поласковее с братом? В конце концов, он ведь ее вырастил, отца и мать заменил. Не отдал кому-то на воспитание, хотя мог бы. И чем ему эта девушка отплатила?

— Пойдем-ка со мной, Маруш, — без всяких приветствий приказал Долохов. — Дело есть.

— Можно мне хоть искупаться с дороги? — взмолилась я. — А то ведь воняю! И жрать охота, мочи нет.