Книга Где распускается алоцвет, страница 141 – Софья Ролдугина

– У неё есть кого позвать, – хмыкнул Дрёма, явно намекая на Айти. – Тот ещё заступник, конечно… Повезло ещё, что с юмором, это многое меняет. Юмор – показатель человечности и высокого интеллекта.

– Ну это смотря какой, – не согласился на прощание Велька, прикрывая за собой дверь.

Алька собиралась взять на себя роль хозяйки, но её опередил рыжий Ружин – сделал всем кофе, нарезал торт, достал тарелки. Дрёма тщательно обнюхал свою кружку, жалобно задрал брови, сообразив, что молока там гораздо больше, чем кофе, и, наконец, перешёл к делу.

– Итак, приступим к выездному совещанию, – жизнеутверждающе начал он.

– Дурдом на выезде, – тихонько хмыкнула Сияна, вонзая вилку в клубничину.

Дрёма с непринуждённостью, выдающей обширный опыт, проигнорировал это и продолжил так же воодушевлённо:

– У нас всё очень плохо! Главный подозреваемый в деле Костяного сбежал и, с большой долей вероятности, направляется сюда. По самым оптимистичным расчётам, он доберётся до Краснолесья завтра. По пессимистичным… – Дрёма обернулся к ней и вдруг подмигнул. – Я думаю, что он уже где-то здесь. Придётся дать бой. Алика, ты готова?

Сердце зачастило. Алька рефлекторно привстала, опираясь на стол, облизнула пересохшие губы… и вдруг поняла, что ей не страшно.

Она улыбалась.

– Да, – сказала она. – Я готова.

«…всё-таки Дрёма подсадил меня на адреналин».

Если бы накануне Алька хоть раз включила телевизор, то была бы уже в курсе главной новости страны: в столице отменили комендантский час и карантин. В ограничениях не осталось никакого смысла после того, как в сыске установили, из-за чего нападает Костяной и что он ищет. Заработали в нормальном режиме вокзалы, магазины, концертные залы и музеи; студентов снова перевели с удалённого обучения на очное. В город стали возвращаться уехавшие на волне паники люди…

Но это оказалась, увы, единственная хорошая новость.

– Василиса Сэлэнгэ не ошиблась в своих предположениях насчёт «седьмого», – пояснил Дрёма с энтузиазмом. Альке он вручил стопку распечаток для ознакомления, но, если честно, слушать его было интереснее, да и говорил он понятнее. – Мои ребята допросили подозреваемого, пока я был ещё в Гречине, ну это я рассказывал уже… Любопытный факт, что подозреваемый – его зовут, кстати, Невзор Свистунов, имечко говорящее – сумел достаточно подробно описать каждый из золотых предметов, вынесенных из кургана. А их, кстати, сто сорок четыре – ровно двенадцать дюжин… И уже тут бы мне насторожиться, но я, гм, отвлёкся, – кашлянул он, опуская взгляд. Алька вспыхнула, сообразив, что отвлёкся-то он как раз из-за размолвки с ней, верней, из-за сорвавшегося свидания. – Ну, сам виноват. Как считаешь, может нормальный человек запомнить, как выглядят сто сорок четыре небольших золотых предмета?

Дрёма уставился прямо на Альку, и она смутилась.

– Я бы, наверное, решила, что этот человек врёт, – неуверенно ответила она. Дрёма ободряюще кивнул, остальные тоже смеяться не спешили. – Ну или что он проклят.

– Поясни, – попросил Дрёма, делая глоток кофе. Судя по тому, что руки у него ещё не ходили ходуном, дозу кофеина для шефа Ружин рассчитал верно. – Давай, смелее.

– Иногда проклятие может иметь эффект гиперфиксации или чего-то вроде, – попробовала Алька расписать свою мысль подробнее. – Ну, например, одного воеводу в старые времена прокляли, мол, смерть тебе от рыжей девки придёт. Так он мог один рыжий волос, выбившийся из-под платка, увидеть с тридцати шагов. Правда, всё равно умер потом – стал объезжать рыжую кобылку, а она его сбросила… Ну или когда жадину за скупость проклинают, он может сидеть и пересчитывать деньги, пока не помрёт, а спроси его – каждую купюру и монетку опишет.