Книга Где распускается алоцвет, страница 54 – Софья Ролдугина

А тут – сложились, что называется, обстоятельства, звезда сама слетела на порог.

И тут же, конечно, всё взбаламутила.

Алька пустила Горислава Дрёму в квартиру, напомнив себе, что он в первую очередь сыскарь, а потом уже звезда и выпендрёжник. Велела идти на кухню и сидеть там, пока она не переоденется…

…и, конечно, застала за попыткой вскрыть запертую комнату.

– Не пытайтесь, – сказала она холодно, с трудом подавив желание взять сковородку – за неимением кочерги – и изгнать эту любопытную нечисть из своего жилища. – Это была мамина комната. Там её вещи.

– Была? – без всякого раскаяния переспросил Дрёма, отрываясь от замка и разгибаясь.

Каштановый локон залихватски свесился на лоб.

– Мама погибла два года назад.

– Соболезную. Замок заклинала она?

– Его. Никто. Не заклинал, – отчеканила Алька и упёрла руки в бока, очень баб-Ясиным жестом; только у баб Яси это выглядело грозно, с её-то ростом, а у Альки – так, смех один. – Отойдите от двери.

Горислав Дрёма ещё раз обвёл пальцами дверную ручку, медленно и задумчиво. Ногти у него были длинноватые для мужчины, аккуратно подпиленные, блестящие; запястье обвивала нитка чёрных бус, крупных, зернистых. А Алька вспомнила вдруг, как стояла почти вот так, упираясь лбом в стену, положив пальцы на ручку, без сил… и бормотала, всхлипывая, что никогда, никогда сюда не зайдёт, не сможет.

«Вот и заговор».

Но заходить-то потом пришлось – хотя бы чтоб убираться.

– Хорошая работа, – улыбнулся Дрёма дружелюбно. – Рад, что вы преодолеваете своё посттравматическое расстройство, Алика. Пойдёмте, я бы не отказался от чашки кофе.

И – по-хозяйски нагло, как породистый кот, зарулил на кухню.

Алька закатила глаза, но ничего не сказала и пошла следом.

«Так, – пронеслась запоздалая мысль. – А откуда он знает, что я не могла колдовать… нет, что я вообще ведьма?»

Это немного пугало.

По-хорошему, надо было незваного гостя выгнать, сказать, что общение впредь будет проходить в присутствии адвоката, и накатать жалобу в столичный сыск. Но Алька подозревала, что народному герою и любимцу публики всё сойдёт с рук, его ведь даже за дурно написанный роман не разнесли, более того, тираж раскупили… Поэтому она трижды глубоко вздохнула, призывая спокойствие и выдержку, а потом полезла в шкафчик.

– Может, вашим коллегам тоже кофе сделать?

– Обойдутся, они при исполнении, – откликнулся Дрёма, обходя кухню по периметру; он по очереди выдвигал и задвигал ящики, открывал и закрывал дверцы, везде совал свой нос. – Им не положено.

– А вам, значит, положено? Вы ведь тоже при исполнении.

– Они ведут опрос свидетелей.

Дрёма выглянул в окно, хмыкнул, задёрнул занавеску.

– А вы что делаете?

– Опрашиваю ключевую свидетельницу, способную дать ключ к разгадке этого сложного дела. Я вам не нравлюсь, Алика? Что вы делаете?

– Яичницу, – честно ответила она. – Потому что не завтракала. Вы же меня только что разбудили.

– О, а можно мне тоже?

Впервые в жизни Алька и впрямь хотела, чтоб у неё получились пресловутые угольки. Но не повезло: яичница вышла сносной. Да и ел Дрёма с аппетитом, который выдавал человека, часто пропускающего завтраки, обеды, а то и ужины из-за работы – и привыкшего перекусывать на бегу.

«Сборник рецептов на скорую руку, точно же, – почему-то вспомнила Алька. – Видимо, наболевшее».