Книга Где распускается алоцвет, страница 59 – Софья Ролдугина

– Кому ты нужна вообще! Я до тебя снизошёл! Ты должна быть мне благодарна, я тебя всему научил… да не вертись, ты, дырка!

В лёгком оцепенении Алька поняла, что он пытается накинуть ей какую-то цепочку на шею, снова околдовать, лишить воли… и оттолкнула его, рявкнув в ответ:

– Сам такой! Да чтоб к тебе это всё и вернулось, что заслужил!

И очень-очень сильно пожелала, чтоб он исчез.

Дарён Светлов – лицо как маска, глаза чернющие – отступил на шаг назад.

…мимо ступеньки…

Попытался схватиться за перила – а те подломились, как старое гнильё.

– А-а-а!

Всем весом он повалился навзничь, налетел затылком на ступени – и съехал вниз, совсем немножечко. В шее у него что-то хрупнуло; рот нелепо распахнулся, а взгляд остекленел.

На бетоне была кровь, совсем немного, но воняла она просто оглушительно.

Альку вырвало прямо там; а потом она кое-как достала телефон и набрала маме.

Дальше всё было каким-то ненастоящим. Библиотекарша, которая прибежала на крики и вызвала скорую; череда допросов в сыскном отделении и женщина в униформе, которая явно сочувствовала погибшему Дарёну, а Альку полоскала так и этак, пытаясь вывести на признание в умышленном убийстве…

«Да, – вспомнила Алька. – Вот оно».

На третьем или четвёртом допросе, когда она рыдала уже не переставая, женщину в униформе куда-то увели, а перед ней появилась размытая фигура и сказала:

– Ну, ну, Алика, успокойтесь. Теперь всё будет хорошо. Вас никто ни в чём не обвиняет, вы – потерпевшая. А теперь возьмите себя в руки, пожалуйста, и попытайтесь ответить на несколько моих вопросов, хорошо? Кстати, меня зовут Горислав Дрёма, и теперь вашим делом занимаюсь я.

Тогда было так плохо и тошно, что имя из памяти тут же выскочило. Алька только сейчас сопоставила всё и сообразила, что сыскарь Дрёма, прославившийся через три года после этого, и добрый колдун, который напоил её чаем, погладил по голове и выслушал наконец нормально, – один и тот же человек.

И что приглашение на практику в крупное издательство ей, завалившей экзамены из-за суда и прочих процедур, пришло не просто так. Оно было очень кстати – помогло отвлечься, выплыть из безнадёжности, начать снова общаться с людьми, хоть понемногу.

Начальница об этом никогда не упоминала, хотя наверняка действовала по просьбе сына.

«Получается, он меня дважды спас, – подумала Алька, отстранённо наблюдая за тем, как городовые старательно фотографируют каждый оберег в её доме, особое внимание уделяя вышитым лентам. – Когда дело взял и поверил мне – и когда потом устроил на работу… А я ему хамлю, такая неблагодарная».

– Барышня, не сочтите за грубость, а это вы сами сделали? – крикнул один из городовых, седой усатый дядька интеллигентной наружности, указав на вышитую ленту.

– Ага, – кивнула Алька растерянно. – В поезде как раз закончила.

– Ого! – задрал городовой брови. – Моё почтение! Сильная работа. Вон, даже Костяного отвернула… хотя нитки всё-таки разошлись, вам бы их подновить.

Похвала была такая уважительная и искренняя, явно от понимающего, разбирающегося человека, что Алька невольно заулыбалась.

– Займусь после работы, – пообещала она. – А то вдруг эта тварь опять вернётся.

– Сплюньте, барышня, и по дереву постучите…

Перед тем как увести своих ребят, Горислав Дрёма – сосредоточенный, деловой, немного взмокший от беготни по лестнице – снова заскочил к Альке на кухню, глотнул из «своей» чашки остывший кофе и сообщил, что на ближайшие несколько дней оставит во дворе дежурного колдуна из городского сыска.