Книга Где распускается алоцвет, страница 69 – Софья Ролдугина

– Не страшно, – откликнулся Айти с энтузиазмом. – Чисто теоретически мне сгодятся даже живые мыши… – И он снова подразнил её языком.

Или не подразнил; кто их знал, эти его змеиные привычки.

– Зато мне не сгодятся.

– О, ну это меняет дело.

Великого кулинара строить из себя Айти не стал и просто нарезал хлеба, а сверху щедро намазал его сливочным маслом и вареньем. Получился почти тортик, самое то для ночного зажора; Алька ела, шумно прихлёбывая слишком горячий чай, чтоб не обжечься, и иногда случайно касалась под столом чужой щиколотки.

Или не случайно.

Часы показывали половину четвёртого.

«А что произойдёт на рассвете? – стало вдруг интересно. – Айти исчезнет, как дым? Или просто станет обычным человеком?»

От этой мысли почему-то было неуютно.

– Ты слушаешь? – окликнула его Алька, потому что молчать и тянуть время было уже невозможно.

– Угу.

– Ну, короче, насчёт нормального знакомства… В поезде я немножко соврала, – сказала она. – Меня не Аля зовут, а Алика, Алика Василёк, я потомственная ведьма. Можно просто Алька. Папа у меня – Бажен Василёк, он из Краснолесья, хотел стать колдуном, но не вышло; мама приютская, её назвали Даниярой в честь нянечки, и Рыжовой, потому что рыжая. Мама тоже была ведьма. Вот баб Яся, папина мама, не ведьма, ну, она сама так говорит, но чаи у неё забористые. Мама с папой развелись, и он уехал на север с новой женой; мама два года назад умерла, – продолжила Алька, и голос у неё чудом только не дрогнул. – Ещё у меня есть тётя Веленика, она совсем не колдует, хотя дар у неё есть. Своего мужа она приворожила, он в курсе и вроде не возражает… и ещё говорят, что он медведь, и я не знаю, шутят или нет, но Велька, их сын, вроде пока не колдует и ни в кого не превращается. Вот такая у меня семья, – закончила Алька бодро и подалась вперёд, налегая на стол. – Вот такая я ведьма. И чего ты от меня хочешь? Правда, что ли, просто сожрать? И, Айти… ты кто?

Он прерывисто вдохнул, и ресницы у него дрогнули. Чёрные когти клацнули по чашке; на эмали появился крошечный скол.

«Всё равно сервиз старый, надо менять, – подумала Алька отстранённо. – Так что, наверное, и не жалко».

– А у меня имени нет, – произнёс наконец Айти. – Я айтварас, огненный змей. Колдун, которого оговорили, сожгли, а потом похоронили неправильно… Нарочно, может. Не знаю. Если мается молодая вдова, или неверная невеста, или просто развратная девица, я чую – и прихожу. Но только к тем, кто сам того хочет, и не беру сверх того, что мне по собственной воле отдают.

– Бывает, что и жизнь? – спросила Алька тихо.

Он кивнул.

– Бывает по-разному. Я всегда говорю, что не надо часто звать и о многом просить, но… – Он усмехнулся, дёрнул плечом, и дурацкий вырез футболки снова съехал, обнажая ключицу. – Почему-то не слушают.

– Не могу осуждать, – пробормотала Алька, быстро отведя взгляд. Щёки у неё вспыхнули; хотелось верить, что на фоне румянца от горячего чая это не особо бросалось в глаза. – А ты правда учился в универе?

– Правда. Раза четыре. Вернее, поселялся в пустой комнате в общежитии – везде есть такие «проклятые» места, а потом делал вид, что учусь, и ходил на лекции. Иногда даже экзамены сдавал, – фыркнул он. – Интересно, что преподаватели думали, когда наваждение спадало и они понимали, что в ведомости лишняя строчка. В последний раз я действительно научился возиться с техникой и с тех пор иногда этим подрабатываю. Надёжнее, чем клады потрошить.