Книга Где распускается алоцвет, страница 70 – Софья Ролдугина

– Ты за мной сейчас следил? – спросила Алька прямо.

Айти ответил взглядом глаза в глаза, таким жгучим, что почти невыносимым.

– Днём и ночью. Ждал, когда позовёшь.

«Вот оно».

Надо было решить – прогнать его или…

Алька глубоко вдохнула, набираясь храбрости, а потом сказала:

– Считай, что позвала. Спасибо, что спас меня! Если бы не ты… Чего ты хочешь за свою помощь, Айти?

На лице у него ни одна чёрточка не дрогнула, но пальцы так сжались, что по чашке трещина пошла, прямо поперёк алой клубничины, нарисованной на боку.

«Теперь точно выбрасывать».

– Похоронили меня неправильно, но где-то есть могила, – ответил Айти страшным голосом, спокойным, ровным. – На той могиле камень, а на камне – имя. Моё, истинное. Если бы я тот камень получил, если бы узнал, как меня звали при жизни, то смог бы снова стать почти как человек и жить среди людей. Как эта ваша, ну… кикимора из кондитерской, – добавил он скованно и будто бы отчаянно.

– Тётя Тина?

– Да. Наверное, она.

Алька сглотнула.

– Если я… если я это пообещаю, то что тогда?

Айти взглянул на неё искоса, как-то весело и лихо:

– Тогда, ведьма Алика Василёк, я буду тебе служить, как только захочешь. Надо – буду постель согревать, надо – другую нечисть отгоню. Я многое могу. Костяной, конечно, сильнее, но он ведь тупой… Но если ты меня обманешь, я тебя съем, – улыбнулся он острозубо, а взгляд у него потемнел. – Как съел другую ведьму до тебя, которая меня обманула.

– И где твоя могила, ты, конечно, не знаешь?

– Нет.

– И когда ты умер – тоже не помнишь?

– Лет двести тому назад уже был мёртв.

Он сказал это просто, но Алька почувствовала себя так, словно её ударили под дых.

«Значит, всё-таки мёртв. Такой красивый – и мёртвый».

– Для начала пойдёт, – ответила она вслух, чувствуя, как учащается пульс. Это было уже не просто колдовство, а что-то большее… что-то более важное. Как предчувствие судьбы, а дурной ли, славной ли – поди разбери. – Что ж, быть посему. Значит, уговор?

– Уговор.

Алька протянула ему руку – а он рассмеялся, чуть склонив голову к плечу, и свесились набок золотые локоны.

– Смешная ты. Разве с огненным змеем так скрепляют договор?

«А как?» – хотела спросить Алька, но не успела, потому что он перегнулся через стол, упираясь в него руками, и поцеловал её в губы. Легонько; щекотно.

На языке точно метка вспыхнула, обжигая.

Сердце билось часто-часто.

«Значит, так, – думала Алька. – Значит, уговор. Уговор».

Ей было очень-очень страшно подвести Айти.

И отчего-то вовсе не потому, что он её сожрёт.

Пожалуй, обиднее всего было, что потом Айти просто её отпустил и плюхнулся обратно на стул, а потом взял бутерброд и стал меланхолично жевать, глядя в сторону, на выбитое окно.

«Ну вот, – огорчилась Алька. – Я проигрываю даже клубничному варенью и старой шторе».

Огорчилась – и тут же сама себя осадила.

Восемь лет назад Светлов ей объяснил – и даже слишком доходчиво! – как чувствует себя человек, которого принуждают вступать в близость. И в процессе, и потом… Конечно, Айти никто не одурманивал, но всё-таки свободы воли он – огненный змей, нечисть – лишился и вряд ли мог бы отказать призвавшей его вдове, если б она ему и не понравилась. И хуже того: даже не смог бы показать, что он её не хочет.

«Может, и я ему не нравлюсь, – подумала Алька, отпивая остывший чай, слишком чёрный и крепкий, с плёночкой, оседающей на стенках чашки. – Но я теперь, получается… его хозяйка, что ли? Серьёзно?»