Книга Хрущевка княжны Соколовской, страница 76 – Полина Змееяд

Когда Аглая замолчала, все повернулись ко мне. Тут же захотелось поправить прическу и одернуть подол платья, но я подавила желание демонстрировать эти признаки нервозности и, выдохнув, заставила себя расслабить плечи.

– Вы согласны с обвинением, Маргарита Алексеевна? – спросил журналист, пока все остальные сверлили меня любопытными взглядами.

Я выпрямилась в полный рост и бросила на Снежина презрительный взгляд.

– Отчасти, – заговорила уверенно и так, как планировала. – Я признаю вину в том, что отказалась от официальной регистрации работницы Аглаи Ивановны. Однако обвинения в завышенном количестве работы и недостаточной оплате голословны. Со своей стороны заявляю, что Аглая выполняла только легкую домашнюю работу. С учетом того, что мое жилье по площади не превышает сорока квадратных метров, а еду она готовила всего на трех стройных девушек, думаю, вы понимаете, что возможностей для злоупотреблений у меня попросту не было.

Я замолчала, обводя взглядом присутствующих. Осознавала, что вот так признаваться в своем бедственном положении – это большой риск для репутации, но сейчас главное – уменьшить сумму штрафа.

Журналист, который вел заседание, с каждым моим словом все сильнее мрачнел. Немного помолчав, видимо, обдумывая мои слова, он набрал в грудь побольше воздуха, отчего кружевной платок на его груди раздулся, как шея индюка.

– Вы попрали право человека на честный труд, право на возможность собственными руками заработать себе на хлеб, и теперь смеете отказываться от обвинений?! – громогласно заявил он.

Ого, пытается меня напугать что ли? Не слишком ли это неэтично для журналиста?

– Каждый человек, согласно закону нашей великой Империи, имеет почетное право трудиться. Ценность созидательного труда возможно оценить в деньгах лишь условно. Гораздо важнее, что он обогащает дух и позволяет человеку не словом, но делом показать заботу об обществе, его окружающем. А такие как вы, княжна, унижают это священное право, утаивая факт честного труда от властей!

Кажется, журналист, имя которого теперь очень уж хотелось узнать, пользовался возможностью блеснуть красноречием. Вот только блестящие мысли, которые уже едва ли не аплодировал зал, я узнавала. Я улыбнулась, предвкушая скорое представление.

Снежин молчал, но поглядывал на меня победно. Даже Аглая, приободренная защитой, расправила плечи.

Когда оратор замолчал и уставился на меня, видимо ожидая увидеть смущение, я кивнула в знак согласия с его мыслями.

Мне уже писали, что журналы с одной из моих статей, которую цитировал этот наглец, поступят в продажу в пятницу, то есть, завтра. А это значит, что они уже напечатаны и направлены по торговым точкам.

– Прекрасные слова, господин… – я подалась вперед и прищурилась, чтобы разглядеть, наконец, хоть фамилию этого индюка, – Артемьев. Вы неплохо уловили суть статьи, которая выйдет в завтрашнем номере «Гласа Урала». Правда, с той только оговоркой, что автор писал о труде в несколько ином контексте.

Я сделала паузу, позволяя всем собравшимся переварить информацию. Вскоре в глазах людей начало мелькать удивление, понимание и наконец любопытство. Когда оно достигло пика, я продолжила, не позволив себя перебить.

– Некто под псевдонимом «Эхо» в своей заметке высказывался в защиту труда дворян, который сегодня считается почему-то постыдным. И хоть я согласна с этой заметкой и со всем, что вы из нее процитировали, это не имеет никакого отношения к сегодняшнему разбирательству. Впредь попрошу вас не отклоняться от темы, – я хищно улыбнулась побледневшему журналисту, а затем повернулась к остальным членам комиссии, которые притихли как мыши. – Тот факт, что Аглая Ивановна приходила в мою квартиру всего на несколько часов раз в два или три дня может засвидетельствовать любой из соседей. Если князь Александр Николаевич и его подопечная утверждают обратное, я требую доказательств.