Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 125 – Хейзел Райли

— Посейдон, братишка, — продолжает Арес. — Что выберешь: остаться голым перед всеми или хорошенько пофранцузски поцеловать Лиама?

Лиам раскрывает рот. Посейдон морщится и взъерошивает свои голубые волосы:

— Лиам, ты мне симпатичен, но целоваться я пока не готов. Ничего личного.

А стоило бы.

— Значит, сдаёшься? — подначивает Арес.

У всех на виду Посейдон встаёт. Сначала сдёргивает ярко-оранжевую, безвкусную лонгсливку. Потом пинает в сторону шлёпанцы — и я на секунду зависаю. Кто вообще носит шлёпанцы в январе? Очередь доходит до широких чёрных брюк: расстёгивает — и они скользят к щиколоткам. Большинство уже отвернулось. Я смотрю на его ступни и вздыхаю только тогда, когда их накрывают боксёры. Он садится, полностью голый, и с привычной улыбкой:

— Кто следующий?

Арес хлопает его по плечу одобрительно. Потом кивает Зевсу:

— Старший. Предпочтёшь составить Посейдону компанию или поцеловать Лиама?

Лиам бурчит что-то нечленораздельное, а я с откровенным удовольствием наблюдаю, как Зевс сразу выходит из игры — как Аполлон. Он раздражённо поправляет пальто. Возможно, хотел играть, но выбора Арес ему особо не оставил.

— Фантазия закончилась? — ядовито спрашиваю я, довольный. Их осталось трое. Нас — шестеро. Не хочу сглазить, но шансы на нашей стороне.

Арес поднимает голову, и две чёрные лужи глаз прибивают меня на месте. Он криво усмехается одним уголком губ, абсолютно не впечатлённый моими словами.

— Хайдес Малакай Лайвли. Твоя очередь.

Я становлюсь параноиком, потому что тон у него сейчас другой. Что-то изменилось — или вот-вот изменится.

— Ну давай, — изображаю уверенность, которой нет. Надеюсь, никто этого не заметит.

Арес раскрывает рот… и закрывает, драматично. Начинает вертеть головой, будто кого-то ищет, и на лице растёт притворное недоумение.

— Простите, — криво хихикает. — Забыл ещё одного участника.

Единственный звук — это мой гулкий, слишком быстрый пульс, который будто лезет в горло. Меня внезапно мутит, ладони потеют. Гермес о чём-то спрашивает, но я его не слышу.

И повторить он не успевает. Из левого угла сцены выходит фигура. Девушка с длинными чёрными волосами, россыпью веснушек и чем-то пугающе знакомая.

— Привет, красавица, — кивает Арес. — Устраивайся.

Она садится рядом с Посейдоном — прямо напротив Хейвен, которая побелела и застыла, как мраморная статуя.

— Помните Персефону? — продолжает Арес, раз никто не спешит заговорить.

Ещё как помним.

Я чувствую её взгляд на себе и опускаю голову, чтобы не встречаться глазами. Во мне всё смешивается: воспоминания и… двусмысленное ощущение. Будто я её знаю, но будто чего-то не хватает. И чем сильнее я копаюсь в памяти, тем быстрее она крошится сама по себе. Каждый рывок — впустую, оставляет только раздражение, чувство, с которым я плохо уживаюсь. Когда думаю про годы в приюте, вижу обрывки: дерево во дворе; девочку, с которой я не ладил; толпу других, к которым я не приближался. Воспоминания, как за запотевшим стеклом. Подробностей не разобрать.

— Арес… — гудит Зевс своим баритоном. — Не перегибаешь ли?

Детская сторона Ареса вылезает наружу напоказ:

— Это мои игры, и решаю тут я, ясно? Отойди. Ты больше не играешь.

— Тогда, — взрывается Хейвен, — задавай уже свой вопрос Хайдесу. Времени у нас не вагон.

Арес поворачивается к ней с ухмылкой: