Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 251 – Хейзел Райли

— Мы знали, что приют в играх лабиринта не поможет, — наконец рассуждает Зевс, разглаживая пальцами морщины на лбу. — Это была попытка выиграть время. Потому что мы также знаем единственную вещь, которая может помочь Хейвен. Мы все это здесь знаем.

Братья и кузены Яблока переглядываются и тут же уводят глаза — пляска, над которой я бы, пожалуй, посмеялась, если бы на кону не стояла моя шкура.

— Простите, я не знаю. Кто-нибудь скажет вслух? — подаёт голос Лиам.

— Нам нужно сопоставить, что мы видели в лабиринте детьми, — бормочет Гермес, разрывая травинку на мелкие зелёные конфетти.

Хайдес, Гермес и Афина переглядываются — так погружены в немую беседу, что я начинаю чувствовать себя лишней; похоже, не только я.

— А Гиперион и Тейя ничего не знают? — спрашиваю неуверенно. Наследники заинтересованной стороны тут же оборачиваются ко мне. — Неужели у них нет ни малейшего понятия, что в лабиринте?

Гера, сидящая безупречно прямо в белоснежном вязаном кардигане, не моргает:

— Ты ещё не поняла, что мы — отрезанная ломоть в семье? Гиперион и Кронос не ладят. Встреться они — кто-то один уйдёт под землю.

— Кронос и Гиперион тоже были в лабиринте детьми, до усыновления. Но игры были другими. Когда Кронос взял Олимп под себя, лабиринт, в каком-то смысле, изменился. И только он знает как, — объясняет Зевс.

— Но папа кое-что знает, — возражает Гера. — Когда мы задали ему те же вопросы, что Хейвен только что нам задала, он ответил одной фразой. Помните?

Арес щурится, будто совершает подвиг:

— Нет. Я слушаю процентов пятнадцать того, что говорят люди.

— «Лабиринт Минотавра — это игра, основанная на доверии», — произносит Зевс, вглядываясь в память.

Пауза растягивается.

— И, по-твоему, это нам поможет? — поддевает Арес.

Зевс не шелохнётся:

— Предупреждаю: ты испытываешь моё терпение, Арес. Прекрати.

Арес передразнивает.

— Если честно, в этом может быть толк, — медленно выговаривает Афина, как будто спорит сама с собой. — Я, внутри лабиринта, не помню, чтобы встретила кого-нибудь. Даже парня в бычьей маске с мачете.

— А я Минотавра помню отлично, — отвечает ей Хайдес.

Только теперь замечаю, как дрожат его пальцы на фотографии. Накрываю их своими — тщетно пытаясь успокоить. Он благодарно и грустно улыбается.

— Я помню двоих, кто был там со мной, — неожиданно появляется новая деталь. Это Гермес. — Они были добрыми. И помогали мне убегать от кого-то, кто хотел мне зла.

Хайдес подаётся к нему, не выпуская моих рук:

— Всё в кашу, чёрт побери.

— Вашим воспоминаниям нельзя доверять, — впервые за час подаёт голос Посейдон. — Возможно, прав только один из вас. А возможно, истина — смесь всего, что вы сказали.

Снова тяжёлая тишина. Где-то вдали смеётся девушка.

— И как нам понять, где, блин, правда? — спрашивает Арес.

— Отличный, блин, вопрос, — откликается Зевс. — Может, поймём, только когда туда войдёт Хейвен.

Поймём, только когда туда войдёт Хейвен. Я повторяю, про себя — и помимо громкого «великолепная подлянка» прихожу к ещё одному выводу. Раньше других, которые ещё спорят без огня:

— Нет. Даже я не пойму, — перебиваю Зевса. — В лабиринте меня тоже накачают, как Ньюта.

У Зевса всё ещё открыт рот. Он медленно закрывает его — впервые нам удалось оставить его без рациональной пилюли. Хайдес сжимает мои руки, и ярость делает его лицо прекрасным и опасным.