Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 264 – Хейзел Райли

— Но он же её брат, — бормочет Хайдес. — Это как если бы я…

— Нет, — режу. — Вы росли как родные. У нас — не так. Гиперион с Тейей усыновили нас, чтобы дать лучшую жизнь, но никогда не заставляли считать друг друга кровными. Да и мы ими не являемся.

Ответа нет.

— Почему ты рассказал это мне? — наконец спрашивает Хейвен уже только у меня. — Это серьёзный секрет твоей сестры.

Чувствую себя неуютно: честный ответ — это открыть ей ещё кусок сердца, а мне такое вредно. Мне вообще вредно с кем угодно. Лучше бы это пряталось.

Начинаю ненавидеть Хайдеса сильнее. Он уходит к Афине, поворачивается спиной, оставляя нас вдвоём. Запускает руку в её длинные каштановые волосы, пытается растрепать — она бьёт его кулаком в плечо. Хайдес не реагирует, а просто сигает на неё и запирает в удушающих объятиях, из которых она «выкручивается».

— Потому что ты единственная моя подруга, Коэн, — выдыхаю. — Носить это всё в себе и никому не рассказывать — выматывает.

— Мне можно доверять. И Хайдесу тоже, ты знаешь, — она кладёт голову мне на плечо.

Я обнимаю и, с лёгкой болью внутри, целую её в волосы. При этом взгляд сам рвётся к Хелл. Она смотрит на нас, без выражения; поймав мой взгляд, нервно улыбается и поворачивается к Посейдону, снова ко мне спиной.

— Ребят, пойдём на автодром? — подпрыгивает Лиам так резко, что Зевс вздрагивает.

— А я бы на колесо обозрения, — говорит Коэн. — Давайте разделимся?

Мимо визжа, пробегает стайка девиц, и у меня срывается рык. Ненавижу луна-парки. Вообще ненавижу места, где от тебя ждут веселья — давит.

Зато я обожаю высоту. Люблю быть над всем этим, хоть на пару минут — и чувствовать себя больше мира. Так что колесо — единственная карусель, которую я терплю.

Я догоняю Коэн и Хайдеса; с нами идут Хелл, Афина и Гера. Посейдон, Лиам, Зевс и Гермес сворачивают к бамперным машинкам.

Иду позади, поэтому не пропускаю, как Хелл бросает взгляд на киоск с картошкой и сэндвичами. Делает так уже не раз за вечер, и мне хочется спросить, голодна ли она, и почему так. Не могу — поймёт, что я не могу от неё отлипнуть.

Но любопытство гложет.

Встаём в очередь за билетами. Афина с Герой трещат без остановки — подружились будто сто лет знакомы. Хейвен из кожи лезет, чтобы разговорить Хелл, но та как будто растеряла прежний запал.

До нас остаётся всего трое, и тут Хелл делает шаг в сторону и выходит из очереди:

— Простите, не могу. — Всем её телом читается дискомфорт.

— Что-то не так? — спрашивает Гера.

Хелл запрокидывает голову и смотрит на колесо обозрения во всю его высоту.

— Я… — вздыхает. Опускает взгляд, но волосы стянуты в два хвостика, и лицо, как она надеялась, они не прикрывают. — Я не люблю колёса обозрения. Всегда боюсь, что какая-нибудь деталь отвалится — и меня размажет об асфальт.

Хайдес хмурится:

— Ну да, спасибо за подбадривание.

Хелл выдавливает виноватую улыбку:

— Простите. Я подожду вас на той скамейке, — сообщает и уходит.

Тем временем подходит наша очередь. Тётка в возрасте жуёт жвачку с открытым ртом и уставится на меня.

— Пять билетов, — говорю. Достаю кошелёк и плачу за всех.

Раздавая билеты, я невольно смотрю поверх плеча Афины. Хелл сидит на скамейке — нога на ногу, руки в карманах куртки.

Иди на колесо обозрения. Единственное, что сделает эту ночь хоть как-то сносной.