Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 296 – Хейзел Райли

— Первая его фраза, когда он пришёл, была: «Не доверяй мне».

— Не знаю почему… — вздыхаю. — Но довериться тому, кто говорит «не доверяй», звучит как наилучшее решение.

— Ты с ума сошла? — взрывается отец. Резко бросается ко мне, руки вытянуты — схватить и утащить.

Минотавр встаёт между нами и нацеливает на него мачете. Отец шарахается назад, оступается, на миг падает и тут же вскакивает. У меня сводит грудь: он ведь всё-таки мой отец.

— Ты уверена в выборе, Хейвен? — спрашивает Минотавр. — Если выберешь меня, дороги назад не будет.

Он на миг склоняет голову, будто ищет мой взгляд, — и волна спокойствия накрывает меня. Странно, учитывая обстоятельства. Но по какой-то причине он вселяет в меня уверенность.

— Я выбираю Минотавра.

Мои слова разрезают воздух, и первым порез получает отец.

— Нет! Нет-нет-нет… — начинает он нараспев. Стоит ему сделать шаг ко мне, как Минотавр взмахивает мачете.

На этот раз вмешиваюсь я. Хватаю его за локоть — и мы оба замираем от собственной дерзости.

— Не тронь его. Не смей, — шепчу.

Минотавр опускает оружие и молчит.

Пока отец мечется и клянёт человека в бычьей маске, Рея пожимает плечом и кривит губы.

— Ты сделала правильный выбор… и одновременно ошиблась, Хейвен, — говорит Минотавр.

Я хмурюсь, обхожу его и встаю рядом:

— Это как?

Он поворачивает голову и чуть склоняет её:

— Я не знаю дороги из лабиринта.

Мир замирает. Мой — точно. Я физически чувствую, как сердце спотыкается, а ноги подкашиваются, грозя уронить меня в траву. Пульс бьёт в ушах, пока его слова снова и снова догоняют меня и терзают.

— Не знаешь дороги? Как это возможно? — срываюсь. Шок сменяется злостью. — Рея сказала, что вы…

— Ты не так нас поняла, — обрубает Рея, и я мгновенно ощущаю себя девчонкой, которую отчитал родитель. — Я сказала, что никто из нас не знает, кто какую роль играет. Но план лабиринта знаем только я и Крио. И только один из нас заинтересован показать тебе верный путь.

Я всё быстрее качаю головой. Хочется броситься на неё и задушить.

— Нет, поняла я всё так! Это нечестно! — кричу.

— Я предупреждал — не доверяй мне, — говорит Минотавр.

Теперь задушить хочется и его. Или её — я уже не уверена, кто там за маской.

— Минотавр — такая же жертва лабиринта, как и ты, Хейвен, — объясняет Рея уже мягче. — Он родился из противоестественной связи, и его заперли внутри — потому что иначе он не мог бы питаться ничем, кроме человеческой плоти. Как будто это был его выбор. Даже в мифе Минотавр — жертва, которая не знает своей тюрьмы.

Как ни противно это признавать… но в её словах есть логика. Сам Минотавр же сказал: вспомни миф.

Кто там «настоящий злодей»? Не Дедал — он строил лабиринт по приказу царя Миноса, у него не было выбора. И не Ариадна — она хорошая, она дала Тезею нить и сдержала слово. И даже Миноса нельзя назвать абсолютным злодеем: он приказал построить лабиринт, чтобы не выпускать чудовище, но одновременно приносил юношей и девушек в жертву, чтобы его кормить. Он застрял посередине: не хотел резни, но и не мог осудить Минотавра за его природу.

Кто остаётся тогда?

Игра — это вопрос доверия. Кому я верю.

Тезей. Тезей и был настоящим злодеем. Потому что, воспользовавшись помощью Ариадны, бросил её на Наксосе. Он ведь обещал, что они сбегут вместе.

Смотрю на троих передо мной и складываю недостающие кусочки пазла.