Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 320 – Хейзел Райли

Я опускаюсь рядом и беру его лицо в ладони:

— В том, чтобы быть как ты, нет ничего плохого. Ничего уродливого. Ничего, за что стоило бы извиняться. Понял? Хайдес, услышь меня.

Он колеблется — и кивает.

— Я не скажу, что мне легко на себя смотреть, — признаю. — Мне понадобится время. И да, будут дни, когда будет тяжело узнавать себя, когда я захочу сравнивать с «прежней». Но никогда — слышишь? — никогда я не возложу вину на тебя. И никогда не подумаю, что я «испортена», потому что похожа на тебя.

Я всегда говорила ему: его шрам не делает его сломанной, негодной вещью. Я всегда говорила: для меня его шрам — не уродство и не дефект. Это доказательство того, что он выжил. И этот, в зеркале, — моё доказательство, что выжила я. Я согласилась бы дать изрезать всё тело — в обмен на жизнь. На жизнь, которую я хочу прожить, пока она мне отмерена.

— Ты прекрасна, — шепчет Хайдес. Его взгляд гладит мой шрам так, как руки пока не могут — чтобы не причинить боль.

Наши глаза встречаются. Он перестал плакать. Он спокойнее.

— Возьми меня, — мягко приказываю. — И отнеси в кровать.

В его лице что-то вспыхивает вновь. Повторять не приходится. Двумя движениями он поднимается и берёт меня на руки. Но вместо того, чтобы усадить на прежнее место, переносит к изножью. Жестом просит подождать. Возвращается к зеркалу и отодвигает его вдоль стены — так, чтобы оно оказалось точно напротив меня.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, лицом к лицу со своим отражением.

— Хочу, чтобы ты смотрела, — отвечает, подходя ближе. Останавливается между мной и зеркалом. Начинает расстёгивать рубашку — пуговица за пуговицей, ловко, нервами в пальцах.

— Хочу, чтобы иногда ты смотрела на своё отражение и чувствовала себя богиней, которой ты и являешься, — рубашка распахивается, открывая щедрый участок рельефного пресса. Одним резким движением он сбрасывает её на пол.

Он приближается, и я тут же хватаю его за пояс брюк, стягиваю молнию. Я не трачу время на «по порядку». Спускаю джинсы и боксеры сразу, оставляя его совершенно нагим.

Я смотрю на него снизу вверх, не в силах вымолвить ни слога. Провожу взглядом каждую линию его тела.

Он всегда называл меня богиней, но именно он — существо с потусторонним оттенком. Чистота ангела. Искушающая дерзость демона. Свет и тьма, которые встречаются и удерживают равновесие. Всё то, от чего, как тебе кажется, надо бежать… и всё то, за чем ты внезапно несёшься и жаждешь.

Я поднимаю руки, позволяя ему стянуть с меня свитер. Под ним на мне ничего. Глаза Хайдеса задерживаются на моей груди на миг дольше нужного — он роняет низкое рычание и толкает меня на спину. Хватает за щиколотки и рывком подтягивает к себе, пока не может наклониться и зубами поймать край моих трусиков. Сдёргивает их так — у меня перехватывает дыхание, рот сам собой приоткрывается.

Это длится одно мгновение. Его горячие губы трогаются в путь по моему телу, покрывая поцелуями каждый открытый участок, каждый сантиметр кожи. Вверх-вниз по ногам, касаются паха, тонут в животе, поднимаются к груди и засыпают шею. Каждый раз, когда он прикасается, из меня срывается тихий стон. Сколько бы поцелуев он ни дарил, как бы я ни привыкала, я никогда не смогу остаться равнодушной к Хайдесу Лайвли.

Останавливаю его сама — только чтобы направить его губы к моим. Обвиваю шею, прижимаю к себе, пока наши тела не совпадают, пока мы не соединены всем.