Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 321 – Хейзел Райли

Хайдес стонет в поцелуй и отрывается лишь на шёпот:

— Мы познакомились в Аиде, мы с тобой.

Снова целует. Его ладонь вжимается мне в бок и приподнимает бёдра. Его эрекция трётся обо мне, дразнит, но не входит — не так, как я хочу.

— Всю жизнь я мечтал хотя бы о Чистилище. Мне бы хватило.

Его язык описывает круги на моей шее и скользит к правой груди, где он оставляет звонкий поцелуй и играет с кожей вокруг соска. Я прикусываю губу, чтобы не застонать громче.

Я хочу слышать его дальше. Хочу услышать, что он скажет. Хочу услышать, что он счастлив. Больше мне сейчас ничего не нужно. Я хочу только одного: чтобы Малакай был счастлив.

— А вместо этого ты взяла меня за руку и показала рай, Хейвен, — выдыхает он в ложбинке между грудей. Поднимается по шее, оставляя влажно-горячий след. Каждая часть меня дрожит от его прикосновений. — Ты дала мне лучшее, что может получить человек: счастье.

Его глаза блестят от нахлынувшего чувства — и мои тоже намокают.

Без предупреждения он толчком входит между моих ног и заполняет меня разом. Я выгибаюсь, застигнутая врасплох, и сжимаю пряди у основания его шеи.

— Это потому… — выдыхаю с трудом, пьяная от ощущения его внутри. — Потому что ты никогда не был Люцифером, как думал. Ты не падший ангел. Ты мой ангел, Малакай.

Он улыбается нежно. Моё сердце тает. Становится жидким озером, стекает вниз — и только он умеет вернуть ему прежнюю форму.

— А ты — моя маленькая заноза, — целует мне лоб. — Любимица луны. Сейчас и навсегда. — Целует веки. — Любовь всей моей жизни.

Я приподнимаю бёдра навстречу, моля хотя бы о малейшем движении.

Он склоняет голову в ямку у моего плеча и поднимает её, тянется к уху:

— Однажды ты перестанешь быть единственной, на кого я смотрю со всей любовью, что у меня есть. Это будет сын. Или дочь. Или оба сразу — кто знает. И для них я стану тем отцом, которого у меня никогда не было. Если ты даруешь мне эту честь — я их не подведу. И тебя не подведу.

По щеке катится слеза. Слеза счастья. После всей боли я не верю, что снова могу быть настолько счастливой. Я прижимаю его крепче и стискиваю губы, чтобы не расплакаться по-дурацки.

— Ты будешь лучшим отцом на свете.

Мышцы его тела будто расслабляются. Словно он боялся услышать отказ, будто боялся, что это пустые мечты и у него не получится стать хорошим родителем.

— А теперь… — его рот снова возле моего уха, низкий и хрипловатый, сладкий, как тягучий мёд. Большим пальцем он гладит мою нижнюю губу, намеренно мучая. — …раскрой для меня ноги пошире.

Подушечки его пальцев впиваются во внутреннюю сторону моего бедра, отводя его в сторону — хотя в этом нет нужды.

Стоит мне открыть ему больше доступа, чтобы он мог входить легче, его бёдра задают ритм. Толчки быстрые, перемежаются нашими стонами, что заполняют тишину комнаты. Кровать под нами поскрипывает, я хватаюсь рукой за прохладные простыни и встречаю его движение. Хайдес входит до конца, выходит — и снова входит. Каждый толчок заставляет меня соскальзывать, и тогда его ладони ловят меня и подтягивают выше.

Он меняет позицию. Садится на простыни и усаживает меня к себе на колени, мои ноги обхватывают его бёдра. Теперь выше — я. И Хайдес остаётся почти неподвижен: одной ладонью упирается в матрас, второй поднимается у меня по животу. Лицо задрано вверх — смотреть мне в глаза, смотреть, как я двигаюсь сверху и беру контроль.