Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 56 – Хейзел Райли

— Я не мог позволить, чтобы ты пострадала, — наконец выдавливает Аполлон. — Я надеюсь, однажды ты сможешь простить. А если нет… я пойму. Но хотя бы буду знать, что ты в безопасности.

Глава 12. ФРАГМЕНТЫ ЖИЗНИ

Аид часто изображался как бог суровый и недоступный, но не злой. Он был известен тем, что ревностно оберегал свою супругу Персефону и яростно защищал своё царство.

Хайдес

Конфуций говорил, что жизнь на самом деле очень проста, и только мы сами упорно усложняем её. Ну так вот, я бы с удовольствием сказал Конфуцию громкое «иди к чёрту».

Это не я тот мудак, который сам себе всё запутывает. Это другие не дают мне спокойно жить. Каждый раз, когда думаю, что смогу хоть чуть-чуть передохнуть, тут же появляется новая проблема.

— Я приняла соглашение Кроноса! — кричит Хейвен. — Аполлон солгал. Он обманул моего брата и загнал его туда!

Над нами нависает тишина. Будто мы в пузыре, отрезанном от остального мира, и сквозь его тонкие стенки можно слышать, как жизнь там, снаружи, идёт своим чередом. А мы застряли здесь.

Что-то внутри меня не так. Я прокручиваю в голове слова Хейвен. Она согласилась. Значит, только что вернулась от моего отца. Она бы вошла в лабиринт через два месяца и стала одной из нас. Она отказалась бы от меня. Сердце сжимается в тисках, но сейчас не время терзаться этим, потому что есть проблема куда серьёзнее.

Всё решается в долю секунды. Короткий миг, когда я ловлю морскую синеву глаз Гермеса — и мы понимаем друг друга без слов. Это почти телепатия:

Хейвен бросится на Аполлона.

Да, бросится. У неё в глазах безумие.

Я держу её слева.

Я справа.

И это подтверждается, когда Гермес срывается вперёд одновременно со мной. Я хватаю её за левую руку, он — за правую.

Хейвен даже не замечает нас. Её глаза прикованы к Аполлону. Я не понимаю, чего в них больше — разочарования или ярости.

— Как ты мог сделать такое? — шепчет она.

Мой брат склоняет голову, пряча лицо за занавесью волос. — Я должен был защитить тебя.

— Я тебя об этом не просила! — взрывается Хейвен. — Я ни кого не просила вмешиваться. Наоборот, я хотела лишь свободы выбора. Но попросить вас отойти в сторону и не думать, будто только вы способны принимать правильные решения, — это, конечно, невозможно, да?

Аполлон терзает руки. Молчит. И часть меня страдает, потому что я знаю: он ощущает вину, которая с ним останется навсегда. Я видел его таким раньше. Когда родители отчитывали его в детстве, а он потом тайком плакал.

— Хейвен, твой выбор был бы объективно дерьмовым, — вставляет Гермес, сказав именно то, чего не должен был.

Она резко поворачивает голову к нему, и он невольно пятится назад. — А ты что вообще лезешь со своими оценками, Гермес? Что ты понимаешь о жизни впроголодь? Со своей виллы, со своего семейного острова, что ты знаешь о крохотной квартирке в убогом районе, где воду отключают, свет мигает, а в холодильнике пусто? Ты хоть представляешь, как бесит, когда всю жизнь у тебя была одна лишь посредственность, и даже её собираются отнять?

Я уже хочу велеть Гермесу заткнуть пасть, но он опять опережает и лезет не туда:

— С тобой ничего не случится. Ты не останешься без дома, Хейвен. Пока мы рядом.

Хейвен резко вырывается, и когда я пытаюсь удержать, она толкает меня так сильно, что я разжимаю руки, ошеломлённый.