Книга Кровь песков, страница 12 – С. К. Грейсон

Шёпот на краю сознания согнал эти мысли: беги. Я стиснула зубы — узнала голос, что толкал меня ползти к укрытию всякий раз, когда стихия брала верх, — и впервые задумалась просто лечь и позволить пескам взять своё. Этот голос приходил на грани: голод, жажда, жара. Он твердил, будто ещё есть ради чего жить, хотя я так и не нашла — ради чего; какое назначение у моей жизни. Быть может, одиночество и впрямь свело меня с ума. Я поторговалась с голосом: лучше сперва набрать сил — тогда шанс на побег будет выше.

Шёпот притих — достаточно, чтобы я закрыла глаза и провалилась в пустой сон.

Я очнулась от руки на плече. Чужое прикосновение разметало остатки расслабленности; тело взвинтилось. Я дёрнулась, забыв, что связана, — удалось лишь беспомощно извиться на полу.

— Перестань, или не получишь воды и еды, — приказал женский голос; хозяйку я не видела.

Я застыла. Обещание воды и еды прорезало туман в голове, как нож.

Когда я угомонилась, меня посадили. Мы уставились друг на друга: острый взгляд, веснушки. Лицо жёсткое, но не жестокое — не так, как я ожидала от надзирателя.

Деловито она поднесла бурдюк к моим губам, и я глотала жадно. Она тихонько цокнула языком — без осуждения.

Когда отняла, я наклонила голову — без слов.

— Пустыня нынче сурова, — сказала она.

— Для изгнанницы пустыня всегда сурова, — поморщилась я.

Она пропустила ответ мимо ушей; подняла с земли тарелку — на ней лепёшка и маленький комочек сыра, кажется, козьего. Я едва не заплакала. Каким бы скудным ни счёл клан такой паёк, я слишком долго жила на вяленом мясе и финиках, без единой пряности.

Женщина поглядела то на меня, то на еду; я ёрзнула нетерпеливо — будто еда могла исчезнуть.

— Либо корми меня, либо развяжи, — сказала я.

Она подумала миг, положила сыр на лепёшку и поднесла ко рту. Я не стала тратить время — клюнула вперёд и едва не подавилась, стараясь урвать побольше.

— У кланов редко бывают пленники, — заметила она, и смысл был понятен. С врагами и преступниками здесь разбираются быстро — смертью или изгнанием. Я знала это лучше многих.

Это объясняло и склад вместо тюремной палатки.

Мне было всё равно — я была занята едой, ловя следующий кусок.

— Я — Идзуми, — сказала она, явно пытаясь поддержать односторонний разговор, пока я жевала. Я прищурилась: зачем пленнице представляться?

Она пожала плечами. Остаток пищи мы молча добили. Потом она поднялась, взяла тарелку и повернулась к выходу.

Хотя я только что спала, сонливость снова накатила. Самый полный желудок за долгое время и полное отсутствие дел потяжелили конечности. Я осела в песок. Уже откинув полог, Идзуми замерла.

— Новолуние — через три дня, — сказала она, не глядя.

Не знаю, хотела ли она доброго — предупредить о дате смерти, — но во мне не дрогнуло. Три дня или десять — не важно. Мои вдохи сочтены.

Я закрыла глаза и уснула, не услышав, как она вышла.

Следующие два дня прошли так же: Идзуми приносила воду и еду дважды в день, остальное время я спала. Я не думала, что способна спать столько — и всё-таки засыпала снова и снова. На второй день я выговорила себе: пора бы продумать побег. Но что-то во мне просило терпения. Наказалась странная готовность — как у каракала перед прыжком. Я была согласна ждать.

На третий день — утро, за которым наступит ночь новолуния, — распорядок нарушился. Идзуми вошла раньше обычного, без воды и еды.