Книга Кровь песков, страница 127 – С. К. Грейсон

Кира присмотрелась. Я, сам не зная зачем, протянул рукоять. Она поднялась, медленно подошла, вытерев ладони о штанины. Осторожно, будто это змея, готовая цапнуть, взяла.

Сделала несколько стоек, прикидывая. Я знал по себе — равновеснее и смертоноснее оружия не найти, и клинок этот длиннее любого, что я видел. Я никогда никому его не давал, но в её руке он смотрелся как родной.

— Похоже, Келвар что-то компенсировал, — хмыкнула Кира, прокручивая стойки.

— Не знаю. Странное дело, на статуях и картинах в Келвадане он всегда одет, — отрезал я.

Кира рассмеялась, и я упился этим звуком — смешанным со свистом клинка в воздухе. Она замерла и нацелила острие на меня — точно в основание горла.

Я не шелохнулся. Мы уже стояли так, только роли были иные.

— Почему ты меня не убил? — спросила она. Не требовалось пояснений.

— Шёпот в голове… та самая безумная воронка, что грозит меня схлопнуть, если я не проливаю кровь ради пустыни, — случилось так, что, когда я коснулся тебя, всё стихло. Я стал неподвижен.

Кира кивнула, будто понимала без лишних слов:

— Когда твоя рука была у меня на горле, я впервые с тех пор, как клан бросил меня умирать, почувствовала, что живу. Я выживала, но не знала — ради чего, пока что-то не проснулось. Тебе пришлось поднести лезвие к моей шее, чтобы я поняла: у меня ещё есть причина быть.

Странно: я будил её, а она — усмиряла меня.

— Почему не убьёшь меня сейчас? — спросил я.

Острие продвинулось и легло на ключицу. Умереть так — не самый худший конец: глядя на единственную, чья сила может сравниться с моей. И всё же я поймал себя на том, что не хочу. После стольких лет равнодушия к собственному существованию — помимо цели вернуть Сердце Пустыни — это чувство било в голову.

— Ты меня знаешь, — просто сказала Кира. Опустила кончик сабли и вернула её. Я положил клинок рядом.

Колеблясь — оставляя Кире шанс отстраниться — я потянулся к её руке. Но она сама встретила мои пальцы — переплела. Впервые я коснулся её без предлога «тренировка», и что-то тугое в груди разжалось, когда она ответила.

Она шагнула — и опустилась коленями ко мне на бедра. Бёдра обхватили мои, и внезапный жар её тела вызвал нужную реакцию — словно мы с Алзой рвёмся во весь опор и одновременно я впервые за долгие годы сижу совершенно неподвижно.

Высвободив ладонь из того, как оказалось, мёртвой хватки, она медленно потянулась к моей маске. Дала мне тот же шанс, что я ей — когда взял за руку. Как и она, я позволил.

Пальцы нашли кожаные ремешки на затылке, немного возились, расстёгивая. Я не помогал, только следил за дыханием — ровно ли — пока добровольно позволял кому-то увидеть моё лицо впервые с тех пор, как лорд Аласдар надел на меня маску десять лет назад. Это — мой главный доспех, и я позволял этой дикой, прекрасной женщине на моих коленях снять его лёгкими пальцами.

Маска глухо легла рядом, к сабле. На сей раз Кира повела пальцами по линии волос, тронула ту прядь, что всегда падает мне на лоб. Первая оторопь от человеческого прикосновения схлынула — и я понял, что хочу большего, чем её пальцы. Хочу уткнуться лицом в её щёку, в впадинку у шеи. Между грудей.

Будто услышав, Кира подняла взгляд от моих волос к моим глазам. Медленно, нерешительно, взгляд опустился к губам — тот же путь проделали и её пальцы. Осторожно, без промедления, она надавила большим пальцем на нижнюю губу, приоткрывая. Мой учащённый выдох гладил ей пальцы, и меня ломало от того же желания, что, судя по всему, созревало в ней. Её прикосновение сорвало плотину — я собрался в кулак, чтобы не двинуться раньше, чем она решит.