Книга Четверть часа на супружеский долг, страница 12 – Мария Берестова

Он был совершенно уверен, что веранессцы ниийку не примут, и что этот брак нужен лишь для союза, и всё, что требуется от навязанной жены — рожать детей и молчать. Какие тут могут быть проблемы? Разве не для этого созданы принцессы?

Атьен опустил голову, подбирая слова. Брендан был не только оруженосцем брата, но и его лучшим другом, и тяжело переживал эту потерю. Он ненавидел ниийцев самой отчаянной ненавистью — как можно было признаться перед ним в том, что с ним теперь происходило?

— Жалко её, — наконец, выдавил сквозь зубы Атьен, чувствуя, как эти предательские слова вяжут язык, словно тягучая еловая смола. Окружающий лес, незнакомый и чужой, будто сжимался вокруг, внимая его признанию.

Его признание так удивило Брендана, что он придержал коня, чтобы иметь возможность поглазеть на спутника прямо — Атьен остановился вслед за ним.

Под этим пронзительным взглядом Атьен почувствовал себя нечестивцем, оскорбившим память брата. Памятная татуировка кольнула грудь.

Их никто не пожалел — ни брата, ни Ньесу, ни других веранессцев. А он тут теперь!..

— Жалко ниийку? — неверящим тоном переспросил Брендан, осуждающе покачал головой, затем тронул поводья, снова отправляясь в путь сквозь чужой неприветливый ельник. — Ты перегрелся, Тьен, — вынес вердикт он, задирая голову к небу.

Впрочем, солнца сквозь туман совсем не было видно — лишь бледный диск в сизой неприветливой высоте, едва разгоняющий горклую осеннюю мглу.

Скрипнув зубами, Атьен промолчал и тоже тронулся вперёд.

Теперь, когда он осмелился кому-то сказать об этом — и получил такой приём — он снова стал сомневаться. Его мягкость опять стала казаться ему предательством. Почва под его старыми юношескими убеждениями превращалась теперь в гнилой, ненадёжный трухляк.

Он всмотрелся вперёд, туда, где дорога петляла между замшелыми елями и соснами, туда, где через пару недель пути появятся сгоревшие деревни его родины.

Спустя минуту, во время которой они ехали в молчании, Брендан потрясённо повторил:

— Жалко ниийку!

Это не укладывалось в его голове. Мысли его рассыпались сухим еловым мусором. Принцессу им навязал король, и все понимали, с какой целью, но отказаться было невозможно. Принцесса была врагом — попыткой врага повлиять на наследников княжеской династии, вытравить из них дух Вера-Несса и сделать их истинными ниийцами. Принцесса была безусловным злом, угрозой Вера-Нессу и, в конце концов, продуктом мерзкого ниийского народа.

Пальцы его нервно сжались на поводьях. В ушах стоял предсмертный крик друга, которого он не сумел защитить, потому что сам свалился от раны. Человечность, милосердие? Пустые слова для тех, кто встретился с клинком врага на поле боя.

Пожалевший о своей откровенности Атьен ничего не ответил. Не нужно было говорить об этом — конечно, никто из своих его не поймёт. У каждого в груди есть своя рана, каждый пережил свою потерю. Его некстати проснувшаяся человечность тут крайне неуместна — не в этом случае.

— С чего бы тебе её жалеть? — жёстко переспросил Брендан, отодвигая рукой низко нависающий над дорогой лапник. — Она сестра этой мрази, — выплюнул он оскорбление в адрес ниийского короля.

«Но не он сам», — мысленно возразил Атьен, однако вслух ничего говорить не стал.

Брендан, видимо, считал этот ответ с выражения лица.