Книга Откупное дитя, страница 10 – Юля Тихая

Нет ничего могущественнее и прекраснее благодати. Один лишь её запах приносит земле процветание, одна капля бережёт человека от армии нечистых сил, одного крошечного глотка достаточно, чтобы поднять с постели умирающего. У знахаря, что приезжал в нашу заимку, фиал был меньше детской ладони размером, и он берёг его пуще собственной души. А кувшин… кувшин?!

— Ты с ума сошёл, — наконец, говорю я. — Так не бывает.

— Она всё-таки дурочка, — жалуется грач русалке. — Не бывает!.. Ты просто ещё глупая девочка и не понимаешь. Жила в своей дыре и не знаешь!

Я снова скрещиваю руки на груди и вздыхаю. Сам он дурак, честно говоря!

— Это в вашей дыре, — снисходительно продолжает грач, — благодати видели половинку мелкого фиала. А у волхвов знаешь её сколько? У них полные подвалы благодати. У них склады с благодатью, огромные залы, в залах десятки шкафов, в каждом шкафу десятки полок, на каждой полке десятки бутылок, и все с благодатью! А разливают благодать из бочки по кувшинам, и эти кувшины стоят, никому не нужные.

— Но если одна капля поднимает умирающего…

— Так и грехов в тебе не на ложку.

Тут он прав. Во мне много грехов. Во мне грехи целого Рода, все их пороки, всё негодное и дурное.

— Хорошо, — наконец, говорю я. — Мы придём к волхвам, и что же, они просто так дадут мне целый кувшин? За него, наверное, придётся отдать не три года, а всю жизнь целиком!

— Они и за годы не дадут, — отфыркивается грач. — Мы так возьмём.

— Так?.. Погоди, то есть, в смысле, ты предлагаешь её украсть?!

— Ну да. А ты как думала?

Я хватаю воздух ртом, а русалки снова смеются. Младшие плетут друг другу косы, плетут и потом расплетают, а старшая стоит над ними и смотрит на нас всех с умилением. Ветер треплет её длинные волосы.

— Так нельзя, — бормочу я. — Мы не можем…

— Конечно, можем. Ты зайдёшь к волхвам, наговоришь ерунды, поставишь там для вида свечку, а потом возьмёшь кувшин и вынесешь, я научу тебя, как. Всего и делов! А благодати у них — хоть залейся, они и не заметят.

— Но это ведь плохо. Воровать — плохо! Нет, нет, так нельзя, это большой грех, и Отец Волхвов…

— Ты ведь и так порочная, — подначивает грач. — Одним грехом больше, одним меньше! А ты и так гнилая и дурная, Отцу Волхвов на один укус, сама говорила. Разве есть в тебе совесть?

— Нету, — соглашаюсь я.

То, что шевелится у меня внутри, никак не может быть совестью. Это, наверное… не знаю, что такое.

— Я тебе помогу, — щедро обещает грач. — Это совсем несложно. Ты коснёшься благодати и станешь, как все. Будешь свободна, понимаешь? Хочешь — налево иди, хочешь — направо! Хочешь — песни пой, хочешь — ещё чего делай, как хочешь, так и будет! Всего-то и нужно, что кувшин благодати. Или чего ты, трусишь, что ли?

Я, наверное, и трушу немножко тоже. Я чуть не умерла вчера, и надо сказать честно: мне совсем не понравилось. Во мне много порока, и только благодать может помочь мне с пороком, а если не победить его, то Отец Волхвов заберёт меня себе, разорвёт пополам…

Вчера почему-то страшно было даже меньше, чем сегодня. Вчера всё это было понарошку, не по-настоящему. Я будто в дурмане плыла, ничего не соображала. А сегодня я совсем не хочу, чтобы меня разрывали пополам, и если нужно всего-то взять один кувшинчик благодати, которой у волхвов так много, сколько никому и никогда не будет надо…