Онлайн книга «Откупное дитя»
|
Грач проскрипел что-то невнятное. Он лежал на пузе, широко раскинув крылья и воткнув клюв в землю, точно дохлый. Я потянулась к нему, сгребла птичье тело в ладонь и устроила его у себя на коленях. И сказала: — Научи меня. — Чему? — невнятно спросил грач. — Ведунствовать. Ведьмовать? То есть, тьфу… ну, чтобы с силами делать всякое и жить с дороги. — Зачем? Я объяснила, как умела. Грач валялся у меня на коленях, вялый и поникший, и, кажется, планировал взлететь повыше, сложить крылья и разбиться. А я так одурела от этого всего, что даже не мёрзла в ночном лесу, просто забыла, как это делается. Только зубы стучали, и все ноги в мурашках. И грач — вот это невероятность — согласился. Той ночью над последней каплей благодати мы заключили с ним союз: он научит меня, как быть настоящей ведьмой, а я помогу ему стать человеком, если сумею. Тогда и началось моё учение. И, надо сказать, учителем грач оказался нетерпеливым и злобноватым. Первым делом он рассказал, какой заговор прочесть и как подуть, чтобы сделать вокруг себя тёплый кокон, — и много раз обозвал меня неотёсанной деревенщиной. Не так-то это просто: колдовать, съёжившись под широкими лапами ёлки, да ещё и когда трясутся руки!.. Я справилась в конце концов, и ночь провела сносно. А наутро отыскала шляпку от жёлудя, перелила в неё последнюю каплю благодати, закрыла сверху другой шляпкой и перемотала всё намертво. Вода, может, и ускользнула бы, но благодать — не вода. Кувшин я закопала под ёлкой, повторила за грачом шепоток для запутывания следов, и мы пошли с ним сквозь лес дальше. Он рассказывал мне всякие чудесные вещи. Чудесные и страшные: про силы, что живут рядом с людьми и совсем далеко от них, про законы, про границы, про заветы Отца и всех тех, кто ему подчиняется, про меру хорошего и дурного, про наказания и про то, что вышнее отражается в земном и наоборот. Болтал он без умолку, перескакивал с одного на другое, но почти не издевался, только ворчал понемногу. И когда я спрашивала что-нибудь глупое, вздыхал горестно: — Вот дура! Но я быстро приучилась отвечать ему: — Сам дурак! От этого грач хорохорился и пушился, но потом объяснял заново, попонятнее. Вечером я развела костерок с помощью того огнива, что так и не вернула на кухню скита, и пожарила на палочке грибов до отвалу. С утра умылась в ручье, днём набрала земляники, а новым вечером выкопала лакричник, хорошенько помыла и сжевала под жадные рулады голодного брюха. Увы, грач не знал таких заговоров, чтобы как-нибудь по-ведовскому получить еду, и побольше. Зато он знал другое, и к середине третьего дня мы всё-таки добрались до места. Лес здесь выходил к дороге, и дорога эта была пуста, но я всё равно перебежала её быстро и оглядываясь, будто не человеком была, а пугливой мавкой. Чуть поодаль валялось что-то корявое, и это оказалась разрубленная на десяток частей оглобля. — Что это? — шёпотом спросила я. Грач не ответил. Только полетел вперёд, показывая путь, и вывел меня к лещине, будто обнявшей трухлявый пень. А внутри пня, прикрытая сбоку толстым куском коры, лежала сумка. Большая, квадратная, как бывает у посыльных, кожаная, да ещё и с выдавленными узорами на ремне. — Это твоя? — засомневалась я. — Тебе какое дело? — Воровство ведь… Он нахохлился: — Не переживай. |